Комната из листьев - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Гренвилл cтр.№ 27

Каждое утро, когда я лежала рядом с мужем, стараясь его не разбудить, я предавалась раздумьям. Мое положение – женщины, супруги – не давало мне власти, и все же каким-то образом я должна была взять на себя ответственность за наши судьбы. Единственный способ – предугадывать его потребности и желания, так же, как он распознавал потребности и желания людей, которых стремился подчинить своей воле.

Чего он мог бы пожелать? Есть ли такое желание, к исполнению которого его можно склонить? Он всегда жаждал… похвалы, лести, собралась я написать, но это было бы не совсем точно. Он хотел, чтобы его замечали, чтобы с ним считались. Ему требовалось внимание окружающих: внимание и уважение. Сын торговца тканями, энсин на половинном жаловании, он так долго оставался маленьким человеком в глазах других, что ему необходимо было вырасти в своих собственных глазах. Поэтому он с такой яростью защищал свою честь – во вред себе, жертвуя собственной выгодой.

Значит, это я должна быть хладнокровной и уравновешенной. Пока мы здесь – да, по сути, до конца жизни, – мне предстоит удерживать мистера Макартура от губительных поступков, которые могли бы навлечь на нас беду, как это случилось на борту «Нептуна». А для этого я должна научиться быть такой же хитроумной, как он. Уметь перехитрить его, переждать. Определять, когда не согласиться с ним, но при этом подвести его к тому, что это его собственное решение. Или сказать: «О, мистер Макартур, какой грандиозный план!» и затем ждать, пока его энтузиазм сойдет на нет.

Если я освою это искусство, тогда еще есть шанс – от нуля до бесконечности – когда-нибудь вернуться домой. А если не освою, мы весь остаток жизни проведем в этой ссылке.

У миссис Бортвик я переняла манеру чуть приподнимать уголки губ, складывая их в безмятежную полуулыбку. Поначалу заставляла себя, потом это вошло в привычку. Лишь оставаясь одна, я могла расслабиться, и в такие минуты беспечности на лице моем, я знала, застывало выражение сурового долготерпения.

Прислуга

Для офицеров одно из преимуществ проживания в этой далекой колонии состояло в том, что им выделялись в качестве слуг каторжники, которые полностью находились на казенном обеспечении, и, как только мы перебрались в более просторный дом, мистер Макартур не преминул воспользоваться этой привилегией.

Когда мы прибыли в Новый Южный Уэльс, к нам приставили громилу по фамилии Салливан. Он был молод, но тяготы суровой жизни оставили на нем свои отметины: лицо истрепанное, как старый башмак; половина зубов отсутствует. Мистер Макартур сказал мне, что Салливана осудили за кражу свечей: они торчали у него из кармана, когда он был пойман с поличным, хотя сам Салливан твердил, что ничего про них не знает.

Женщина, что родила его, наверное, дала ему нормальное имя, но Салливан сказал, что его зовут Потряс. Он никогда не смотрел людям в глаза. Эта привычка распространена среди преступников. Если ты смотришь в глаза хозяину, значит, считаешь себя равным ему, что можно расценить как наглость, а за наглое поведение полагалась дюжина ударов плетью. Обращаясь к мистеру Макартуру, Салливан всегда добавлял титул «сквайр» и при этом многозначительно улыбался. Улыбка у него была отвратительная.

Но, когда в бухту вошел «Атлантик» с новой партией заключенных на борту, мистер Макартур, тут как тут, ждал на причале. Офицер, дорожащий своим положением, не обойдется одним никчемным бездельником.

Уильям Ханнафорд был светловолосым великаном с честным открытым лицом. Хоть он и провел в море много месяцев, в нем сразу можно было распознать фермера. Еще было видно, что он неунывающий человек, никогда не падает духом, какие бы гадости ему ни подкидывала жизнь.

– Овцекрад, – сообщил мне мистер Макартур. – Но петли избежал. Одному Богу известно, как ему это удалось.

В тот первый день, когда Ханнафорд стоял и болтал с Салливаном, я услышала знакомый выговор, такой же, как у меня. Легко было представить, как он в Девоне, облокотившись на изгородь, точит лясы с соседом, беседуя о том о сем, как это любил делать мой дедушка. Салливан обернулся ко мне, тем самым вынудив Ханнафорда тоже взглянуть на меня. У того в лице мелькнул испуг, когда он понял, что я, миссис Джон Макартур, в приличном капоре, слушаю их треп.

– По-моему, вы из Девона, – заметила я, пытаясь подобрать верный тон в разговоре со слугой, который к тому же был преступником. Но знакомая речь пробудила тоску. Мне захотелось вспомнить вместе с ним родные места. – Откуда именно?

Помимо моей воли эти слова прозвучали, как вопрос следователя. В лице Ханнафорда появилась настороженность. Я улыбнулась – едва заметно! – и он, расслабившись, отвечал:

– Миссис Макартур, моя ферма находилась недалеко от Брэдуорси. Но в глуши. Может, вы и названия-то такого не слышали.

– В сторону Милтон-Дамеред? – уточнила я. – Или ближе к Килкхэмптону?

Я живо представляла все эти места, узкие дороги, обсаженные высокой зеленой изгородью.

– Скорее в направлении Саткома, миссис Макартур, – объяснил он. – Солден-Кросс, потом Хоникрофт, а потом моя ферма – там, где Бекеттс-Хилл образует изгиб.

Мы оба умолкли, рисуя в воображении упомянутые места. Ханнафорд плотно сжал губы, и я догадалась, что его мучает боль сожаления. Он утратил те несколько полей, что ему принадлежали, возможно, жену и детей, все планы на будущее, когда позарился на чужого барана и был пойман с поличным.

Правда, я с запозданием поняла, что, перечисляя названия мест в его родном краю, пробуждая в его памяти их картины, я проявляла скорее жестокость, нежели доброту. Миссис Макартур, если удача будет благоволить к ней, со временем вернется домой. Уильям Ханнафорд, сосланный на каторгу до конца своих дней, родных мест никогда больше не увидит.

Каково это – принять решение, которое изменит твою жизнь? Увести барана из чужого стада, зная, что с того мгновения, как ты возьмешь его за рога, ты уже не жилец на этом свете? Что им двигало: отчаяние или безрассудная склонность к риску? Каково это – оказаться на заморской земле, стоять, избегая взгляда женщины, которая наделена властью вновь заковать тебя в кандалы, если ей будет угодно?

Я как будто задала вслух все эти вопросы, ибо Ханнафорд пустился рассказывать свою историю. Я подозревала, что он излагал ее много раз, всем, кто соглашался его выслушать. Словно надеялся, что она закончится иначе, если он будет часто ее рассказывать.

– Понимаете, миссис Макартур, мне нужен был племенной баран, – объяснял он. – Моей несчастной отаре. Я знал, как увеличить поголовье, но мне нужен был племенной баран. Всего один.

Ханнафорд удрученно хохотнул.

– У других бараны пропадали без дела, они им не были нужны. Так я думал.

Он снова глянул на меня, словно желал убедиться, что я не обратилась в мегеру, которая прикажет выпороть его за то, что он позволил себе такие вольности. И понял, что я не такая.

– Меня отец научил, – продолжал Ханнафорд. – Какой нужен баран. На ярмарке в Кроли я присмотрел отменного барана. От моего дома это было далеко, и у меня имелась повозка, а в задке я приспособил потайное место, чтобы барана никто не увидел на дороге. Для соседей я сочинил историю, печальную историю о том, как задешево купил барана у одного фермера, у которого умерла жена. О, я все продумал. Миссис Макартур, у вас когда-нибудь бывало так, что в своем воображении вы видите что-то абсолютно четко и ясно и начинаете верить, будто имеете на это право?