– Инна, – сказал он, раздавив языком нежную мякоть, – я вот все думаю. Это нам кажется? Или на самом деле? Песьеголовый сказал, что тут все одинаково настоящее. Или одинаково ненастоящее. Вы понимаете? А если мы никогда не выберемся отсюда? Так и будем в мороке. Нам будет казаться, что мы нашли своих близких, разговариваем с ними. Как вы думаете?
– Думаете, там, за рекой, настоящее? – спросила она, и ему не понравился вопрос.
– Да, – сказал он. – Там есть несомненные вещи. Неотменимые. Жизнь и смерть. А тут все… зыбко. Если нет смерти, где жизнь? Если все правда, где неправда? Как проверить, Инна? Как проверить?
– Жалеете, что пошли? – спросила она, искоса глянув на него черным глазом.
– Просто хочу понять, – сказал он. – Хотя нет. Не знаю. Может, и жалею. Здесь нет настоящего, Инна. А значит, моя боль тоже ненастоящая, выходит, так? Моя память? Моя женщина?
– Любовь, – сказала она тихо.
– Что?
– Любовь, если есть, всегда настоящая. Как иначе?
– Наверное, вы правы, – согласился он, устало покачав головой. – Наверное, вы правы.
– А как тигренок попал в чашку? – спросила она.
– Что?
– Ну, книжка. Сказка. Вы говорили.
– А… ну, пришла семья, собралась садиться за стол, чай пить, на столе стоит серебряный молочник, и чайник, и чайные чашки, и вдруг видят, что в одной из чашек сидит маленький-маленький тигренок.
Он вдруг почувствовал, как все вокруг становится мутным и расплывается и становится трудно дышать.
– Маленький-маленький тигренок, – повторил он и вытер глаза рукой.
Потом он опустился на землю и заплакал уже всерьез.
Иннина жесткая ладонь погладила его по плечу.
– Ну все, все, – сказала она. – Хватит. Вы скоро ее увидите. Заберете домой. Честное слово. Все будет хорошо. Честное слово, вот увидите.
Ладонь ее пахла мандарином.
Он встал и вытер слезы.
– А что это была за книжка? – спросил он. – Ну, которую он забрал? Которая ему понравилась?
– Хаггард, – сказала она. – «Копи царя Соломона». Про африканских колдунов и про подземелья. Юрка ее любил. Боялся, и любил. Знаете, дети любят иногда бояться.
– Знаю, – сказал он.
Страшная Гагула и грозный король кукуанов. Вот что будет теперь читать псоглавец в своей землянке.
– Я тоже любил в детстве эту книгу, – сказал он. – Она казалась мне страшной, но на редкость увлекательной. Странно. Когда я уже взрослым попробовал ее перечитать, я так и не сумел понять – чего я так боялся? Почему замирало сердце? Помню, там был подземный похоронный склеп, в пещере, они сажали тела своих царей на камень, сверху капала известковая вода, покрывала тела каменной пленкой… А вы, наверное, больше любили про прекрасную Маргарет?
– Да. – Она кивнула.
– Понятное дело. Там все из-за любви. А в «Копях царя Соломона» из-за денег.
Она, наклонившись, застегивала чемодан. Юбка обтянула аккуратную круглую попку, а сквозь разошедшийся шов светилось белое бедро. Он отвел глаза.
Почему она так и не вышла замуж? Из-за сына? Боялась, что это покажется ему предательством? Она работала в поликлинике, а там все-таки иногда попадаются мужчины. Наверняка за ней кто-то ухаживал, солидный пожилой терапевт или молодой веселый рентгенолог. Или просто пациент, одинокий и неустроенный, заглядевшийся на ее ловкие веселые руки за травленым стеклом больничного окошка, принес ей как-то цветы и коробку конфет и робко пригласил в кино?
– А как назад, вы не знаете? – спросил он неожиданно для себя.
Она покачала головой.
– Здесь все делается само, – сказала она. – Одно действие тянет за собой другое. Не так, как там.
Там – это за рекой, понял он, где надо что-то предпринимать, выбирать, решать в пользу того или этого. Держаться на поверхности, вставать утром, готовить себе завтрак, просто потому, что надо. Заваривать кофе. Бриться. Чистить зубы.
Когда я был маленький, я тоже думал, что хорошее поведение вознаграждается. Что тот, кто почистил зубы и съел манную кашу, имеет какие-то преимущества в жизни перед тем, кто отказался есть эту скользкую комковатую пакость. Она так думает до сих пор. А если не думает, то надеется.
– Смотрите, – сказала Инна. – Зяблик.
Серо-бурый комочек с красноватой грудкой покачивался в ветках ольховника.
– Настоящий зяблик. – Она чуть оживилась, и сверкнула черным глазом.
Она и сама напоминала ему птицу, только он никак не мог сообразить какую. Он вдруг отчетливо понял, что здесь нет ничего настоящего, но она об этом знать не хочет. И от этого понимания внутри у него стало безнадежно и пусто. Я должен верить, подумал он, здесь все держится на вере, она это понимает, я – нет.
Тропинка вела вверх, и они пошли по влажному склону, поросшему мятой травой.
– Это… здесь? – неуверенно спросила Инна.
Перед ними на растрескавшемся бугристом асфальте вырос хрущевский микрорайон, дома желтовато-серые, с облупившейся краской. Рядом с песочницей возвышались, накренившись, ржавые железные столбы, между ними висело на натянутых веревках белье. На балконах тоже висело белье, полосатые половички свешивались через перила.
Он подумал, что где-то видел это, совсем недавно.
На табуретке возле подъезда сидела старуха и вязала крючком ярко-голубую салфетку.
Где-то далеко раздавался ровный гул автомобильной трассы.
Небо было выцветшим и чуть размытым, как бывает после полудня.
Инна вдруг побледнела, поставила чемодан посреди асфальтовой дорожки, пересеченной трещинами и слизистыми подсохшими блестящими следами, какие обычно оставляют улитки, отошла к детскому грибку и села на приколоченную к нему лавочку.
– Инна, что с вами? – спросил он на всякий случай, потому что она застыла, охватив руками живот, лицо в тени деревянного грибка, поэтому выражение разобрать было трудно.
– Ничего, – сказала она почти одними губами. – Вы… сначала вы.
Он огляделся. Кроме старухи, никого поблизости не было. Над дальними крышами дрожал нагретый воздух. Вдали гудела трасса.
Он вдруг почувствовал, что у него взмокли ладони, и вытер их о штаны.
– Я не спросил его, – вдруг сказал он. – Условия… есть ли условия?
– В смысле? – тоскливо переспросила Инна. Она все еще пахла мандарином. Новогодний запах волной наплывал в летнем душном воздухе. – Не оборачиваться, не смотреть в глаза, я не знаю… Есть же какие-то… еще с древних… ну… – Он запнулся.
– По-моему, ничего, – сказала Инна. – Главное – дойти. Найти. Забрать. Всё.
Она разомкнула кольцо рук и провела обеими ладонями по волосам.