– Почему?
– Ну… не понравится, и все.
– Вася, – Петрищенко заглянула ему в глаза, – а, Вася?
Вася задумался, с нежностью покосившись на колбу со спиртом, но предусмотрительная Петрищенко взяла ее за горлышко и убрала в сейф.
– Ладно, – сказал он наконец. – Я попробую. Может, и согласится. А проезд кто ему оплатит? Вы?
– Он кто, – тоскливо спросила Петрищенко, – шаман?
– Вроде того.
Петрищенко сделала широкий жест рукой и задела пыльный коралловый куст на столе.
– Ну и фиг с ним, – сказала она бесшабашно, – оплачу. Пускай приезжает. Нелегалом! И чемодан с двойным дном. И эту… «Искру»… обязательно.
– Хватит бузить, Лена Сергеевна. Трешку только дайте. На межгород.
– Отсюда звони.
– Не буду я отсюда звонить. Дураков нет. Я с почтамта.
– Ты уверен, Вася, что на межгород? – усомнилась Петрищенко, но трешку дала.
* * *
– Розалия, ты все еще здесь? – удивился Вася.
Петрищенко высунулась из кабинета, оглядела ее, поджав губы. Розка сидела, развалясь, на стуле и читала «Анжелику». Поскольку в комнате было холодно, она так и осталась в омерзительно зеленом пальто, с ядовито-зелеными ногтями на обкусанных пальцах… Какой ужас.
– Там дождь…
– Ну и что? Немедленно домой. Тебе что сказали? И чтобы до понедельника не было тебя. Тридцать страниц! Леви-Стросса! Из дому не выходить. Ясно?
Розка повернулась на каблуках и маршевым шагом пошла к двери. Издевается, зараза.
– Погоди! – сказала Петрищенко.
Розка резко остановилась и сделала «кру-угом».
– Ты что ешь? – спросила Петрищенко.
– Чего? – Выщипанные бровки Розки поползли вверх.
– Ну… – Петрищенко в затруднении постучала пальцем по столу, – ты как… на диете? Ну, как-то ограничиваешь себя в еде?
– У меня шестьдесят ровно талия, – сказала Розка, презрительно глядя на Петрищенко, – куда мне еще себя ограничивать?
– Ну, я не знаю, там… вон джинсы как сидят… как барабан…
Господи, что я такое несу?
Розка надулась и покраснела. На глазах выступили слезы.
– Вам все не нравится, – сказала она со всхлипом. – Все, что я ни делаю, вам не нравится… Думаете, если мне семнадцать, а сама уже старая, так можно вот так издеваться над человеком?
– Роза, я вовсе не… Я только хотела…
– На себя посмотрите! – выкрикнула Розка, замирая от собственной отваги, вновь повернулась на каблуках и пулей вылетела из комнаты.
Вася торопливо вышел вслед за ней, укоризненно кинув на Петрищенко взгляд через плечо.
Петрищенко смотрела им вслед, недоуменно потирая ладонью лоб. Вернулась в кабинет, взяла со стола пыльный том в сером матерчатом переплете и стала его листать. Какая-то ерунда. Индейцы, тотемные животные, духи предков. Откуда у нас духи предков? Почему я вообще этим занимаюсь? Вася недвусмысленно, и не раз, давал понять, что я в этом плане – полный ноль. И Катюша вместе с ним. Была бы районным терапевтом… смотрела бы старушек… Надо было еще прошлым летом увольняться, после той истории с диббуком. Сионистскую символику не рекомендовано, видите ли…
Звонок был внезапным и таким резким, что она невольно вздрогнула. Неужели Вася? Вот это скорость. Она усматривала в Васе множество самых неожиданных способностей, но, видимо, все-таки его недооценивала.
Но в трубке дребезжал старушечий голос, картавый и кокетливый:
– Елена Сергеевна, я сегодня пораньше хотела уйти. У меня свидание с одним человеком. – Генриетта интимно понизила голос, давая понять, что это свидание не просто так. – А Лялечки нет. А обещала в четыре прийти.
– А сейчас сколько? – механически спросила Петрищенко, хотя на руке у нее тикали часы.
– Так полпятого же. А я не могу… больше ждать не могу.
Вот зараза, подумала Петрищенко, наверняка очередной брачный аферист. Генриетта все время страдала от брачных аферистов – у нее была неплохая старая квартира в центре.
– И не звонила?
– Нет, не звонила, – обиженно сказала Генриетта. – Я мамочку вашу покормила и сама поела немножко, ничего?
– Ничего.
– Так я пойду?
– А мама что делает?
– Спит, – сказала Генриетта, и Петрищенко с миг гадала, врет или нет. – Я ей почитала, включила телевизор, и она заснула. Она всегда под телевизор…
– Я знаю. Ладно, идите, я сейчас подъеду. Через полчаса подъеду.
– Так мне вас ждать? – Генриетте очень не хотелось ждать.
Старческая любовная лихорадка. Старческое обжорство. Кора сдает первой, напомнила себе Петрищенко.
– Нет, – сказала она, – идите. Телевизор только выключите и идите. Я скоро буду.
Она положила трубку и задумалась. Позвонить Лещинскому? Вроде и смысла нет.
Не обманывай себя, сказала она себе, ты плохой руководитель. Вдобавок ничего не смыслишь в своей работе. Остается надеяться на Васю, а как проверишь, что он может, если сама не можешь ничего? Вася суда чисто работает, нареканий нет, и амбиции у него, понятное дело, и если уж он говорит, что не может, значит не может. А Лещинскому как докажешь? Маркин просил его не давать делу хода, вот он и не дает. Хорошо хоть стадион закрыли. А если эта тварь со стадиона уйдет, что тогда? Куда она пойдет? На Москву? Или в Сибирь пойдет, там леса, в Сибири… Если в Сибирь, то ладно, хотя, тьфу, почему ладно, можно подумать, там не люди живут.
Телефон опять зазвонил, и она потянулась к трубке. Может, Лялька пришла. Но Лялька ни в жизнь звонить не станет, чтобы ее успокоить.
Звонил Вася:
– Приедет он, Лена Сергеевна. Сказал, что приедет.
– Хорошо, – неуверенно сказала Петрищенко, прислушалась к себе и повторила: – Хорошо. А… когда приезжает, а, Вася?
– Завтра и приедет. Он, Лена Сергеевна, в отличие от Лещинского, фишку сечет. Его в Киев вызывали, а он на Киев плюнул, сказал, что билет поменяет и приедет. Сказал, возьмет билет, позвонит. Скажет когда. И вагон.
– А в Киев зачем?
– А хрен его знает, может, тучи разгонять. Там матч намечался. «Спартак» – «Динамо». Киевское. А тучи вон какие…
– Выдумываешь опять.
– Почему выдумываю? – обиделся Вася. – Он может.
– Ну, – сказала она с сомнением в голосе, – будем надеяться, что он может не только это.
* * *
Боже, вот же бред! Антинаучный бред, средневековье какое-то, как вся эта их контора. Почему я вообще паникую? Ну, авантюрист, вроде Остапа Бендера, вот ведь какая петрушка, все почему-то симпатизируют Остапу Бендеру, какой он умный и как все здорово у него получается… почему никому никогда не жалко, например, васюковских шахматистов? Вроде как так им и надо, лохам! Но в сущности, вот, у них была мечта, а он, значит, воспользовался этой мечтой, и никогда уже больше они ни о чем мечтать не будут… никогда мне этот Бендер не нравился.