– Эй, милашка! Не хочешь поразвлечься? – уже интимнее, но по-прежнему звучно осведомился Шендерович. – Я, между прочим, царь!
Где-то неподалеку раздался тихий шорох – будто мышь пробежала.
– Миш-ша! – предостерегающе прошипел Гиви.
Дубан рядом с ним быстро проделал ряд сложных пассов, сметая рукавами паутину и пыль со стены.
– Выходи, крошка! Выходи, сладкая моя!
– Миша, осторожней!
Шорох стих.
– Гиви, ты здесь? – спросил Шендерович не оборачиваясь. – Давай-ка туда посвети!
– Потайная дверь! – произнес Дубан со знанием дела. – Ишь ты!
Дверь была пригнана к стене так плотно, что, казалось, составляла с ней одно целое.
Шендерович подскочил к ней и забарабанил кулаками:
– Открой! Открой, голубушка! Ну открой, тебе же хуже будет!
– Похоже, – сказал Дубан с некоторым злорадством, – ты ее спугнул, о страстный!
– Мне бы она открыла, – с достоинством возразил Шендерович, – но вы, о мои спутники, способны устрашить даже суккуба!
Он с минуту поразмыслил, потом махнул рукой.
– Ладно, что с ним чикаться? Я, как Царь Времен, ломаю дверь! – сказал он и поднял фомку.
Гиви послушно светил.
Шендерович, пыхтя, налегал на фомку, пытаясь сорвать невидимый замок. Дверь потрескивала – башня все-таки была очень ветхой.
А ну как рухнет? – с тайным ужасом подумал Гиви.
И словно в ответ на его мысли, башня покачнулась.
– Не разобрался еще со своими звездами, о медлительный? – спросил Шендерович, не оборачиваясь.
– Нет, – сердито проговорил Дубан, – откуда? Я же, вместо того чтобы наблюдать сокрытое, ибо ночь к тому располагает, вышел на сию ловитву… по твоему приказу, кстати, о любящий риск!
– Так не бросить ли нам сии пустые хлопоты и не спуститься ли вниз, – с великолепным самообладанием вопросил Шендерович, – ибо сия обреченная башня, похоже, вот-вот рухнет… полагаю, вместе с суккубом, раз уж он столь глуп, что не желает выходить.
Гиви увидел, как в обращенном на балкон дверном проеме медленно поплыли звезды – верхушка башни описала в небе плавную дугу.
И я так никогда и не увижу, на что похож этот суккуб, подумал Гиви. Масрур знает, а я нет.
– Жалко, э, Миша? – неуверенно спросил он.
– А и хрен с ним, – вздохнул Шендерович.
– Жалко! – уже уверенней заключил Гиви.
К собственному удивлению, он оттолкнул Шендеровича и заколотил кулаками по двери.
– Слушай, – заорал он, – выходи! Ты ж погибнешь! Мы тебе ничего не сделаем. Мы приличные люди!
За дверью было тихо.
О, если б властелин Китая твое лицо увидеть смог!
Он бы склонился пред тобою, рассыпав золото у ног!
О, если б падишах Индийский увидел шелк твоих волос,
Он распростерся бы во прахе, разрушил храмы и чертог!
Зачем ему его хоромы, когда в них твой не блещет лик?
Зачем ему иные боги, коль ты одна – и царь, и бог? —
надрывался Гиви.
За дверью раздался тихий вздох.
Снова арканом любви поймана я, о охотник!
Сколь ни старалась бы я, тщетно бежать мне его!
– Ишь ты, – изумился Шендерович, – стихи читает!
С потолка свалился кусок штукатурки.
На скрижали сердца выбит алеф стана твоего!
Кроме этой дивной буквы, я не знаю ничего!
Ибо ты – плохой Учитель, о любимая моя!
Вот, перед тобой несчастный! Снизойди же до него! —
поспешно отозвался Гиви.
За дверью раздался тихий скрежет, словно кто-то неуверенно отодвигал засов.
– Давай же, Миша, я ее выманил! Как выйдет, сразу хватай! – торопливо прошептал Гиви.
Шендерович, чертыхаясь, стаскивал с себя плащ.
Дверь приоткрылась. На пол легла узкая полоска света. Видно, суккуб, не желая сидеть в темноте, порождением коей он являлся, жег масляную плошку. В проеме обрисовался темный силуэт – Гиви лишь успел заметить, что суккуб сей росту невысокого и формы у него соблазнительно округлые. У него перехватило дыхание.
Но хладнокровный Шендерович, игнорируя эманации суккуба, набросил на суккуба плащ и перехватил образовавшийся сверток поперек талии.
Суккуб отбивался и дрыгал ногами.
– Кусается! – удивленно проговорил Шендерович.
– Ничего, Миша, ничего! Тащи!
– Яд, уносящий ум, на ее зубах, не иначе, – зловеще каркнул Дубан.
Но Шендерович уже, прыгая через ступеньки, несся вниз по лестнице, сжимая в объятиях спеленатого суккуба.
Остальные бежали за ним, ударяясь о стены.
Сверху падали куски штукатурки.
Башня кренилась.
Суккуб визжал.
Они вырвались из ворот, как раз чтобы увидеть, как башня медленно падает набок, – из проломов, точно струйки черного дыма, вырывались стаи ворон и летучих мышей. Отбежав в сторону, Шендерович наблюдал за процессом, укоризненно покачивая головой.
– Что ж ты меня не предупредил, о Дубан, что подобная охота столь опасное дело?
Башня рухнула, рассыпавшись грудой камней.
– Считай, что тебе повезло, о Великий, ибо ты воистину велик, – угрюмо сказал Дубан.
– Я воистину велик, – согласился Шендерович, – ну что, посмотрим, кто тут у нас?
Не выпуская суккуба из рук, он откинул угол плаща.
– Так я и знал, – подытожил Дубан, – у сей твари и волосы цвета нечеловеческого. Разве бывает такой цвет волос?
– Бывает, – вздохнул Шендерович. – Ну-ка, Гиви, посвети атрибутом!
Луч фонарика ударил в лицо суккубу. Суккуб морщился и щурил глаза.
– Алка! – изумленно проговорил Гиви.
* * *
– Так я и думал, – Шендерович, руки которого были заняты, кивнул подбородком на платочек, торчащий из рукава Дубана, – шарфик-то турецкий! Стамбульская дешевка!
– Но что она там делала? – изумился Гиви.
– Вот ты ее и спроси, – сердито сказал Шендерович.