«В каком страшном мире мы живём», — подумала Бритт-Мари, и в который раз напомнила сама себе, какой счастливый ей выпал жребий: жить под мирным небом, иметь крышу над головой, и прежде всего — быть вместе со своей семьёй.
Наконец-то у неё была собственная семья, настоящая. Теперь уже не имели никакого значения все прошлые беды и трудности — её жизнь в приёмной семье, вся эта ложь, папина смерть.
А сейчас Бритт-Мари собралась выходить на работу, да не куда-нибудь, а в полицейский участок Эстертуны.
По правде говоря, этот факт радовал Бритт-Мари значительно больше, чем она готова была признать, — ибо несмотря на то, что ей нравилось быть мамой, домохозяйка из неё вышла никудышная. Так что едва ей поступило предложение выйти на службу в участок, Бритт-Мари без промедления ответила согласием, невзирая на протесты мамы, которая считала, что выходить на работу до того, как ребенку исполнится три года, — совершенно недопустимо.
Бритт-Мари выключила радио, подошла к Эрику и приложила ладонь к его лбу.
Уж не поднялась ли у него температура?
С тех пор как у мамы нашли рак, Бритт-Мари стала чересчур много думать о болезнях. И эта тревога лишь возрастала сообразно переменам в её жизни — знакомству с Бьёрном, замужеству, материнству. Теперь слишком многое было поставлено на карту, слишком многое могло в любой миг пойти прахом.
— Ты что-то сказала? — сонно промямлил Бьёрн.
— Я спросила, справитесь ли вы?
— Конечно, — отозвался Бьёрн, не отрываясь от газеты. — Она вот-вот придёт.
Она — это Май, его мать.
Она должна будет присматривать за Эриком, пока Бритт-Мари на работе. Май сама предложила забирать Эрика на день к себе, и конечно, в её таунхаусе ему будет гораздо лучше — ведь там гораздо просторнее и есть собственный сад.
Помощь Май — вынужденная мера в ожидании места в детском саду, в этом были согласны оба — и Бьёрн, и Бритт-Мари. Альтернативой для неё было стать домохозяйкой, но сама мысль о таком исходе заставляла её нервно поёжиться.
Пот капал со лба и капли сбегали вниз, между грудей — не только из-за жары, но и потому, что Бритт-Мари пришлось пробежаться, чтобы успеть вовремя. К тому же, она нервничала из-за температуры у Эрика.
В то же время, во всем теле ощущалось радостное щекотание в предвкушении нового жизненного этапа.
Наконец-то Бритт-Мари сможет начать работать.
— Добро пожаловать, — произнесла женщина в приёмной, которая представилась, как Сив. У неё была такая широкая улыбка, что заметно было, как сверкают золотые коронки на верхней челюсти. — На прошлой неделе мы разговаривали по телефону. Отдел по расследованию насильственных преступлений, верно?
— Верно, — согласилась Бритт-Мари, выпрямляя спину и в очередной раз наказывая себе не сутулиться. Было время, когда Бритт-Мари стеснялась своего стасемидесятисантиметрового роста, заставлявшего её чувствовать себя неуклюжей и неженственной. Но на полицейской службе высокий рост давал свои преимущества: все думают, что ты сильная, и даже если на самом деле это не так, правонарушителям это внушает почтение.
До той степени, до какой в наше время мужчина ещё мог испытывать почтение к женщине.
— Как чувствует себя маленький? — прочирикала Сив.
— Отлично. Скоро выживет нас из дому.
Сив улыбнулась и поправила на своей пышной груди чересчур тесную блузку горчично-жёлтого оттенка.
— Я сейчас позвоню комиссару Фагербергу, — сообщила она, бросив тоскливый взгляд на коробочку «Принца», лежавшую рядом с серым телефонным аппаратом.
[8]
— Простите, но у меня тоже назначена встреча с комиссаром Свеном Фагербергом.
Бритт-Мари обернулась на голос, и обнаружила у себя за спиной улыбающегося незнакомца. На нём была тесная рубашка, воротник которой отличался удлиненными концами, галстук в коричневую полоску и коричневый пиджак. Вьющиеся каштановые волосы незнакомца были коротко пострижены, отчего его рыжеватые бакенбарды казались ещё длиннее — они висели, как два беличьих хвоста, возле ушей. Веснушки разного размера были беспорядочно разбросаны по его лицу, словно острова в океане. Над переносицей угнездилось особенно крупное пятно — оно навело Бритт-Мари на мысль о континентах на карте мира, вот только она не могла вспомнить, на который из них оно было похоже.
География никогда не была её коньком.
— Рогер Рюбэк, — представился незнакомец. — Инспектор уголовной полиции Рюбэк, — добавил он. — С сегодняшнего дня я здесь работаю.
— Вот оно что! В таком случае, добро пожаловать! — расплылась в улыбке Сив, бросив быстрый взгляд в сторону Бритт-Мари.
Рогер тоже посмотрел на неё. Они пожали руки и представились друг-другу по форме.
— Я из Фалуна, — пояснил он, когда Бритт-Мари отметила, что его речь не похожа на местную.
Бритт-Мари заинтересованно кивала, пока он рассказывал о своём переезде и о семье, которая осталась в Даларне. В столице ощущалась сильная нехватка полицейских кадров, так что никому не была в новинку практика командирования полицейских с территорий в Стокгольм для замещения вакантных должностей.
Дверь за стойкой приёмной распахнулась, и оттуда вышел мужчина, одетый в серый костюм. Издалека он мог показаться худощавым и тщедушным, но как только он приблизился, стало очевидно, что тело у него жёсткое и поджарое, а на бледном лице отчётливо проступали волевые черты.
Вошедший представился. Он оказался комиссаром Фагербергом. Его взгляд задержался на Бритт-Мари, возможно, чуть дольше необходимого, прежде чем он сделал обоим новичкам приглашающий жест рукой.
— Предлагаю пройти внутрь, — сказал он и направился к лестничной клетке, игнорируя лифты.
— Отлично, — отозвался Рюбэк, словно это был вопрос, а не констатация. Бритт-Мари утвердительно кивнула в спину Фагербергу.
Тремя лестничными пролётами выше они оказались в отделе по расследованию насильственных преступлений. Бритт-Мари вытерла со лба пот и поправила каштановую чёлку.
Помещения в отделе выглядели современно, пол в коридоре покрыт оранжевым ковролином, а филенчатые двери кабинетов были из тёмного дерева. Рядом с каждой дверью в стене имелись стеклянные вставки, так что заглянуть в кабинет можно было прямо из коридора. В дальнем конце коридора располагались туалеты и небольшой буфет с кофеваркой и крошечным холодильником.
Они поздоровались с парой коллег. Первым был Кроок, приземистый финн лет пятидесяти на вид, с потными руками и слезящимися глазами. Он заявил, что новички могут звать его Пеккой. Второй оказалась фру Лагерман, секретарь.
Фагерберг никого не называл по именам, что заставило Бритт-Мари сделать вывод о том, что «ты-реформа» прошла мимо него незамеченной.