Скроггинс долго не протянет — это ясно. Кто-то — Чарли забыл, кто именно, кажется, столяр, делающий заодно гробы, — цинично сказал: «От него воняет смертью».
Тем не менее в бильярдной не было отбою от посетителей, преимущественно подростков и школьников. Чарли, словно дело касалось его лично или он служил в полиции, следил за ними, хотя смущался, когда кто-нибудь, даже Джулия, заставал его за этим занятием. В таких случаях голос его звучал неестественно — бармен это сам чувствовал, торопливо уводил разговор от щекотливой темы, и это унижало его.
Он заметил, что с тех пор, как владельцем бильярдной стал Уорд, клиенты большей частью не расплачиваются сразу, но Скроггинс что-то записывает в черную книжечку, которую прячет под стойкой.
Как назло, через день после этого открытия, когда Джастин к десяти явился в бар, Чарли был погружен в подсчеты. Он тоже предоставлял кредит завсегдатаям; что касается ставок, часто делавшихся по телефону, он просто заносил их в ученическую тетрадь и еженедельно подводил итог.
Уорд, сидя за стопкой джина, молча наблюдал за ним; Чарли отчетливо понимал: Джастин наперед знает его мысли, и не удивился, когда тот бросил:
— Я вижу, вы тоже этим занимаетесь.
— С одной разницей: не втягиваю в это дело детей.
Чарли подмывало заговорить с Уордом о Норделе-сыне, ставшем в бильярдной самой приметной фигурой. Однажды вечером, когда мальчишка выходил с приятелем из заведения напротив, бармен слышал, как он развязно бросил:
— Не бойся: моя подпись котируется. Прошу об одном: подожди, пока кончатся праздники.
Чарли решил при первой возможности переговорить с Честером Норделом, но издатель, как нарочно, давно не появлялся в баре. Отправиться в типографию Итальянец не осмеливался: Джастин увидит и сразу поймет.
Он злился на себя за то, что все время думает об Уорде. Входит клиент, собираешься потолковать с ним о том о сем, но в девяти случаях из десяти беседа сворачивает в конце концов на Джастина.
— Видели, что он развесил у себя на стенах?
Да, видел — издали, через окно. Фотографии крупных гангстеров, появившиеся в журналах при сухом законе, — Аль Капоне, Гэса Морена, но, главным образом, врага общества номер один Диллинджера, снятого во всевозможных ситуациях, в частности в момент задержания, под конвоем двух полицейских: они панибратски обняли его за плечи и перебрасываются с ним шутками, гордясь возможностью показаться на публике в обществе такой знаменитости. Были там и кадры из детективных фильмов, неизменно изображающие хулиганов и громил, и это создавало в бильярдной вульгарную, двусмысленную атмосферу.
— Я, слава богу, не подбиваю их играть на скачках. Я остаюсь в рамках законности.
Уорду нравилось бесить Чарли, и время от времени он умышленно приоткрывал перед ним свои карты: мне, мол, бояться нечего.
— Вы хотите сказать, что позволяете им делать ставки, но сами их не записываете?
— Они играют на бильярде, и если играют при этом на интерес, это меня не касается. Помешать зрителям заключать пари, коль скоро они соблюдают тишину, я не могу.
— Вы всерьез полагаете, что они вернут деньги, которые берут у вас в долг?
Уорд не ответил: на уплату он, очевидно, не рассчитывает, но знает, что делает, и у Чарли порой чесались руки — так хотелось залепить Джастину по физиономии.
Азартными играми занимается не городская полиция, а шериф — Чарли это знал; однако после письма из ФБР говорить с Кеннетом Бруксом о Джастине было бесполезно.
К тому же сейчас Брукс, видимо, обходил бар стороной. Он заскочил туда всего раз, на минутку и, кажется, был раздосадован, увидев Уорда на обычном месте в углу.
Почтарь Чалмерс ушел в отпуск — он всегда берет его зимой — и отправился в Канаду кататься на лыжах. Джулия целыми днями моталась по магазинам и дважды ездила на машине в Кале. В иные дни за покупками отправлялся Чарли, а она заменяла мужа в баре.
Бармен предпочел бы свалиться с простудой — два-три дня в постели, и все пройдет. Но он знал себя, знал, что дотянет до конца праздников, и это усугубляло его дурное настроение. Он не ответил Луиджи — все откладывал на завтра, не зная, что написать.
«Не злобься на Фрэнки!»
Чарли сам был малость подмочен, сам навидался всякого; именно поэтому он приходил в бешенство, видя, как ребятня попадает в капкан Уорда. Когда-то в Бруклине им, хулиганам, терять было, в общем-то, нечего, но однажды в их шайку затесался хорошо одетый парнишка из состоятельной семьи, которого они сначала прозвали Девчонкой. Он был сыном пианиста, учителя музыки, — человека вроде Честера Нордела. Чарли поныне помнит его серый дом, откуда всегда доносились звуки рояля.
Мальчик — его звали Лоренс — повесился у себя в комнате, причину так и не выяснили: то ли он боялся признаться отцу, что крал у него деньги, выносил и продавал вещи родителей и, что еще хуже, одной из своих теток; то ли просто дохнул слишком резким для себя воздухом.
Трюк с фотографиями оказался подлинно гениальным. Тот, кто понаблюдал бы за ребятами изо дня в день, заметил бы, как они, толкаясь между бильярдов, мало-помалу перенимают позы и выражения лица красующихся на стене гангстеров. Они уже подделывались под их язык, на особый лад здоровались друг с другом, держали сигарету во рту так, чтобы она свисала с губы, и не вынимали правую руку из кармана, словно сжимая рукоятку пистолета.
Уорд, без сомнения, импонировал им. Они ведь не знали, что у него слабое здоровье — недаром цвет лица циррозный, не видели, как он, пожелтев от страха и дрожа в своем светло-синем костюме, крался по аллейке между мусорных баков.
— Вы не слишком симпатизируете мне, Чарли, но вам придется меня терпеть. И трижды в день наливать мне выпить. Я ведь ничего вам не сделал. Пока что не сделал.
Джастин словно задался целью вывести Чарли из равновесия. Он по-прежнему, строго по расписанию, следовал из дома Элинор в бильярдную, оттуда на Мэйн-стрит за газетами, потом в бар Чарли, в кафетерий, и его характерную походку начали в конце концов узнавать издали. Во второй половине дня он заглядывал в лавку Китайца и отправлялся домой готовить холостяцкий обед в своей провонявшей, тускло освещенной комнате.
Где ему встретить Новый год, кроме как у Чарли? Он распахнет дверь, его придется впустить — в такой день человека на улицу не выставляют, и он всем испортит праздник.
Автомеханик Сойер, хотя и не завсегдатай бара, но иногда пропускавший там стакан пива, спросил как-то вечером Чарли:
— Правда, что мой парень бывает в лавочке напротив?
— Какой он из себя?
— Длинный, худощавый, рыжий, одет как попало, куртка желтая, в пятнах.
— Вроде бы видел.
— Я боялся, что он мне наврал. Выгребает он перед сном все из карманов, а я гляжу — двадцатидолларовая бумажка. Он говорит — на бильярде выиграл. Похоже, он вправду лучший игрок в своей компании и обчищает всех за милую душу.