У 1-го корпуса были свои пушки: 6-фунтовые пушки и 7-фунтовые мортиры. Их-то первыми и применили против французов. Они предварительно постреляли вдоль гребня, вероятно, целясь во вспышки выстрелов и облака дыма вокруг Ла-Э-Сент. И очень скоро на них ответили контрбатарейным огнем. Лучше всего эта история изложена капитаном Мерсе из Королевской конной артиллерии:
Едва мы успели сделать несколько выстрелов против бьющей анфиладным огнем батареи, как с тыла прилетел высокий всадник в черной униформе Брауншвейга и закричал: «Майн готт! Майн готт! Што ви делайт! Это есть ваши друзья пруссы, а ви их убивайт!»
Прусские пушки попали в батарею Мерсе и нанесли урон, а Мерсе, несмотря на приказ герцога, запрещавший контрбатарейный огонь, ответил. Ошибку быстро исправили. Вероятно, подобные ошибки были неизбежностью: в cоюзных армиях было достаточно необычных видов униформы, а дым, озаряемый вспышками, мешал видеть. Уже наступил восьмой час вечера, весы военной фортуны склонялись не в пользу императора, но не все еще было потеряно.
Имераторская гвардия Наполеона вновь сотворила чудо. Десяти батальонов хватило, чтобы сорвать прусскую атаку на Плансенуа, а еще 11 батальонов стояли в резерве. Французы крепко наседали на линию Веллингтона, где уже взобрались на вершину, особенно в центре, над Ла-Э-Сент. Ней выпрашивал подкрепления, чтобы нанести смертельный удар по центру Веллингтона. Наполеон ему отказал, но теперь, когда пруссаков становилось все больше, наступило время бросить в бой лучших солдат Франции, а то и во всей Европе – на израненный строй британцев.
Джон Кросс служил капитаном в 52-м, крупнейшем из батальонов Веллингтона, таком большом, что при построении его хватало не на одно каре, а на два. Кросс, ветеран Пиренейской кампании, сильно ушибся в тот день, но остался со своей ротой. Батальон несколько раз ходил на вершину гребня, спроваживая оттуда французских стрелков вниз по склону. Когда они в очередной раз разгоняли залпами вольтижеров, капитан заметил вдалеке вражеских кирасиров, которые сквозь дым ехали в направлении Угумона. Ничего особенного в этом не было – с тех пор как кавалерии не удалось сломать союзные каре, ее отряды рыскали по всей долине. Однако теперь Кросс увидел, что один офицер внезапно отделился от остальных кирасиров и на полном скаку направился к 52-му. Кросс вспоминал, что, приближаясь, он закричал: Vive le Roy!
[30] Он держал клинок над головой, но клинок был в ножнах в знак мирных намерений кавалериста. Это был роялист, и скакал он с предупреждением, что «Императорская гвардия на марше и готовит грандиозную атаку».
Императорская гвардия непобедима, ведь это «Бессмертные».
И они должны были закончить сражение.
12. «Самое большое после проигранной битвы несчастье – битва выигранная»
Сейчас около семи часов вечера, еще светло, однако тени становятся длиннее. Прояснилось, недавние ливни ушли на восток, туда, где маршал Груши сражается с прусским арьергардом в Вавре. В небе над Мон-Сен-Жаном рваные облака, в прорехи заглядывает солнце, но солнечные лучи вязнут в облаках дыма, которые стелются над рожью, ячменем и пшеницей, утоптанными, как выразился один британский офицер, до состояния индийского тростникового коврика. Тысячи тел лежат в долине и на гребне, который солдаты Веллингтона удерживали на протяжении восьми часов. Сражение еще не закончилось, однако Наполеон знает – у него остался только один шанс на победу. Император рискнул и бросил кости. Выпало пять и три.
Пять батальонов Средней гвардии и три батальона Старой гвардии должны подняться по кровавому склону в последней атаке на линию оборны союзников. Восемь батальонов. Наполеон начинал этот день, имея 21 батальон Императорской гвардии, но был вынужден отправить 10 из них, чтобы сдержать пруссаков у Плансенуа. Из 11 оставшихся (еще один батальон в Россоме охранял императорский багаж, слишком далеко, чтобы звать его в этот последний бой) три он зарезервировал. Наполеон отдал приказ генералу Друо, командующему гвардией: La Guard au feu!
[31]
В лучшем случае эти восемь батальонов состояли из 5000 человек каждый, может, чуть меньше. В первой пехотной атаке на линию Веллингтона участвовало 18 000 человек, во второй, которую проводили Башлю и Фуа, около 8000. 18 000 графа д’Эрлона почти добились успеха, но нападение британской тяжелой кавалерии разметало их. Башлю и Фуа были разгромлены почти шутя, «красные мундиры» расстреляли их из мушкетов. По этой причине на первый взгляд атака Императорской гвардии казалась безнадежной, пока она не началась, особенно это касалось трех батальонов Старой гвардии, «ворчунов», стоявших в резерве. Эти три батальона спустились в долину и ждали там, готовые устремиться к успеху вслед за пятью батальонами Средней гвардии. Эти пять батальонов насчитывали около 3500 человек, опасно малое количество для атаки позиций, которые защищает герцог Веллингтон. Однако все эти 3500 были ветеранами, фанатично преданными императору. Они берегли свою репутацию и считались невероятно надежными. Они знали, что их отправляют в бой, только если дела отчаянно плохи, они похвалялись, что ни разу не были побеждены, и очень немногие возразили бы против того, что Императорская гвардия Наполеона была лучшими войсками в Европе.
Кроме того, Средняя гвардия атаковала не одна. На гребень союзников были брошены все остатки наполеоновской пехоты. Правда, в колонне они не шли, а отправились плотной россыпью как стрелки, а за ними следовало все, что осталось от императорской кавалерии. Две батареи конной артиллерии Императорской гвардии сопровождали 8 батальонов, а «гран-батарея» продолжала обстреливать гребень, пока свои войска не заслонили цель.
Сам Наполеон повел гвардию вперед. Он проехал во главе гвардейцев от французского гребня до середины долины, а затем передал их маршалу Нею, который и повел тех на британо-голландский гребень. Справа от Наполеона, где-то за дымом, клубившимся над телами пехотинцев д’Эрлона, показались новые войска, видимые с гребня союзников, – новые войска и новые пушки. А император, зная, что весть о прибытии прусской армии деморализует его солдат, солгал им. И отправил офицеров распространять неправду, будто это подошли солдаты Груши, чтобы напасть на левый фланг Веллингтона, пока «Бессмертные» разбираются с центром. Одним из офицеров, которому приказали распространять ложь, был полковник Октав Ле Вавасёр, адъютант маршала Нея. Ле Вавасёр писал в мемуарах:
Я припустил галопом, надел шляпу на саблю и подъехал к линии с криками: Vive l’Empereur! Soldats, voilà Grouchy!
[32] Этот крик подхватили тысячи голосов. Лихорадочный восторг охватил солдат, все кричали: En avant! En avant! Vive l’Empereur!
[33]