Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы - читать онлайн книгу. Автор: Бернард Корнуэлл cтр.№ 51

Интересно упоминание Мерсе о том, что его пушки «стояли чуть ниже уровня земли». Определенно, он находился на вершине гребня, но в этом месте вершина была плоской, образовывала плато, а британские каре выстроились подальше от переднего его края, оставив свободной зону поражения. Батарея Мерсе пристрелялась по всадникам. Дальше Мерсе начал цитировать французские источники, в которых, как он был уверен, говорилось про его пушки. Французский кавалерист записал:

Теперь тысячи всадников пытались атаковать каре, но арифметика складывалась не в их пользу. Предположим, что в английском батальоне 500 человек, они построены в каре с равными сторонами. Каждая сторона каре состоит из четырех шеренг, примерно по 30 человек в каждой. Значит, 480 человек стоят в четырех сторонах каре и еще 20 офицеров и сержантов посередине. 30 человек стоят на колене, уперев мушкеты в землю, ощетинившись примкнутыми штыками. Еще 30 пригнулись во втором ряду и тоже выставили штыки. За их спинами 60 человек ведут мушкетный огонь. 30 человек занимают около 15 метров пространства – вот ширина нашего воображаемого квадрата. Однако всаднику нужно гораздо больше места – около 120 сантиметров, так что атаковать сторону квадрата могут лишь 14–15 всадников. Они могут приближаться шеренгой, но первая шеренга каре выдержит гораздо больше пятнадцати противников. Против этих пятнадцати окажется 120 человек, половина из которых стреляет из мушкетов. Это в теории. Обычно каре были прямоугольными, но арифметика та же. Если кавалерия налетит на каре, ее перестреляют. Люди и кони упадут в агонии, и следующие за ними будут спотыкаться о тела. Атака превратится в хаос с одного залпа. Лейтенант Илс, стрелок, очень хорошо это описал. В кирасиров выстрелили, когда до них оставалось около 30 метров:

Таким образом, большинство врагов попадало, просто споткнувшись о пострадавших из первых рядов, но, даже если залп уйдет мимо цели (а это часто случается, когда неопытные бойцы метят слишком высоко), кавалерия все равно не сможет атаковать каре, потому что кони постараются свернуть, видя перед собой подобную преграду. Королевский германский легион сумел сломать французское каре при Гарсия-Эрнандесе, потому что залпом убило коня и всадника, суммарный вес двух их тел протаранил строй и в образовавшуюся брешь смогли влететь другие кавалеристы. Однако тогда сражались на сухой, твердой земле, а при Ватерлоо всадники вязли в грязи и переплетенных ржаных колосьях, их строй уже был нарушен ядрами и взрывами картечных снарядов. Королевский офицер инженерной службы укрылся в каре 79-го полка. По его воспоминаниям, многие солдаты стреляли в воздух, потому что от мушкетной пули против конницы все равно мало толку, но всадники все же сворачивали и неслись вдоль строя, откуда их приветствовали еще большим количеством выстрелов. А позади первой линии каре стояли новые каре – и новые штыки, и новые мушкеты. Ней привел свою кавалерию прямиком на смерть.

Конница может сломать каре. Такое может произойти случайно, как при Гарсия-Эрнандесе, но скорее всего произойдет в том случае, если пехота испугается. Кавалерийская атака – жуткое зрелище. Крупные всадники на больших конях, кавалеристы в нагрудниках и шлемах с плюмажами, грохот копыт, занесенные для удара палаши и сабли. Необстрелянный солдат может удариться в панику. А еще каре может быть разорвано пушечными ядрами или мушкетным огнем, и коннице останется лишь завершить кровавое дело. В 1809 году в битве при Ваграме французские егеря сломали австрийское каре фланговой атакой, под углом к стороне каре, которое только что выпалило залпом по другому кавалерийскому отряду. Подвиг егерей был настолько необычен, что командующего ими полковника тут же повысили в чине.

Даже опытный солдат может оробеть при виде атакующей конницы. Сержант Том Моррис (беременная жена его командира прошла пешком от Катр-Бра до Брюсселя) стоял в каре и смотрел, как на гребень поднимаются кирасиры.

Рис Хауэлл Гронау служил прапорщиком в гвардейской пехоте. Его батальон остался в Лондоне нести почетный караул, но юный Гронау, всего три года назад закончивший Итонский колледж, отчаянно желал отправиться с армией во Фландрию. Он занял 200 фунтов, за игорным столом превратил их в 600, которых хватало на покупку лошадей, и без разрешения отплыл в Бельгию. Теперь, вместо того чтобы стоять в карауле у Сент-Джеймсского дворца, он стоит на гребне Веллингтона, и ни один человек, как он скажет после, не сможет забыть «зловещего величия этой атаки».

Часть французской конницы была вооружена карабинами – короткими гладкоствольными мушкетами, из которых они стреляли в солдат каре, но Гронау писал, что пользы им от этих выстрелов было немного, а перезарядить карабин во время боя не удавалось, в то время как для «красных мундиров» перезарядка считалась одним из основных навыков. «Наши солдаты, – вспоминал Гронау, – получили приказ не стрелять, пока масса солдат противника не окажется вблизи». Даже из самого неточного мушкета не промахнешься, стреляя в кавалерийский полк с двенадцати шагов. И еще солдатам приказывали стрелять в лошадей, потому что упавшая раненая лошадь становилась помехой для других всадников. «Прискорбно наблюдать агонию несчастных лошадей!» – говорил Гронау. И мушкетный огонь делал свое дело. Размеренные, неослабные, безжалостные залпы сводили кавалерийскую атаку на нет. Гронау писал: