О таком не говорят - читать онлайн книгу. Автор: Патриция Локвуд cтр.№ 13

Поздно вечером, уже почти ночью, они собрались в большой комнате, чтобы посмотреть видео со сасквочем на ноутбуке сестры и, возможно, помечтать о будущем – их общем будущем в глухих лесах. В пейзаже, неподвижном и мятом, как армейский камуфляж, внезапно случился какой-то сбой, пикселяция среди листвы. Кусок леса поднялся из полуприседа и как будто глянул через плечо – мохнатое, мощное и хранящее столько секретов. Это был он, сасквоч, и, как всегда и бывает в такие моменты, оператор, ведущий съемку, чуть не обосрался с испугу. Он не попробовал подобраться поближе, не приблизил изображение. Когда тот, кого он искал всю свою жизнь, предстал перед ним, он отшвырнул камеру, словно обжегшись, и бросился прочь со всех ног.

«Видишь сасквоча, солнышко?» – спросила сестра, потирая свой еще плоский живот, и тогда они все увидели его, этот незримый промельк между человеческими деревьями.

Когда закончились все более-менее правдоподобные видео со сасквочем, они включили величайшее реалити-шоу на все времена, «Голые и напуганные». В каждой серии мужчину и женщину высаживают в дикой местности без еды, воды и одежды, и сразу же происходят две вещи: женщина начинает плести наряды из пальмовых листьев, а мужчина сходит с ума от нехватки мяса. (В результате чего он обычно съедает какую-нибудь подозрительную форель и страдает поносом на участке, который женщина называет «их палисадником».) Если подумать, то это отличный сценарий для тематической вечеринки с объявлением пола будущего ребенка. Мама с папой появляются перед гостями, голые и испачканные в грязи. Если у них будет девочка? Ворох пальмовых листьев. А если мальчик? Будущий счастливый отец может сесть продристаться, заливаясь слезами.

Это чудо, что столько людей в наше время проявляют интерес к старым играм вроде пинбола: это была наша игра, это наши онемевшие пальцы жали на кнопки, катая шарик по полю, пока в окошке подсчета очков сменялись красные цифры. Ее сестра, на пять лет младше, однажды сломала руку, когда ей полагалось за нею присматривать. Она вышла из комнаты буквально на пару секунд, и тут же раздался пронзительный вопль, как черный разлом в самом воздухе; белый треск кости, пробитая кожа, оглушительный звон в ушах. А теперь новое тельце создавалось внутри того тела, которое когда-то сломалось под ее присмотром, но и оно, это новое тельце, тоже будет ей доверять. А как же иначе? Когда придет время, они отнесут его на плечах в глухой лес.

«Каково быть родителем в наше время?» – спросила она у брата, когда все уже легли спать и искусственный огонь потрескивал у их ног, и у нее уже в сотый раз мелькнула мысль, что не бывает искусственного огня. Если искусственный, значит, уже не огонь. «Это круто, – ответил брат. – Все горит синим пламенем, и можно не переживать, что ты делаешь что-то неидеально». Его двухлетний сын, когда его спрашивали, мальчик он или девочка, всегда отвечал, что он пулемет.

Жизнь не проносится перед глазами, подумала она, когда их маленькая игрушечная машинка потеряла управление на черном обледеневшем шоссе в Кентукки и они лишь чудом не врезались в лесовоз на встречной полосе. Может быть, у нее было так мало жизни, что тут просто нечему проноситься, размышляла она, когда муж закричал: «Я тебя люблю, прости за все» – и его правая рука легла ей на грудь, как ремень безопасности. И ничего не случилось, только на следующем съезде она выбралась из машины, встала, согнувшись, уперлась руками в колени – ее ребра дрожали внутри, как надтреснутая костяная бабочка, – и рассмеялась визгливым девчачьим смехом, словно, листая бесконечную ленту новых публикаций, наткнулась на самый смешной в мире пост.

Историю страны можно запросто изучать по придорожным рекламным щитам, размышляла она, когда они поехали дальше, и ее все еще периодически пробивало на нервный беспричинный смех, и слова мужа «Прости за все! Я тебя люблю! Я тебя люблю! Прости за все!» звенели эхом в ее левом ухе. Кто-то сочинял эти надписи, но не замыслы сочинителей придавали им смысл. СТРЕЛЯЙТЕ ИЗ НАСТОЯЩЕГО АВТОМАТА: АТТРАКЦИОН «АВТОМАТИЧЕСКАЯ АМЕРИКА». ЕСЛИ ДУМАЕШЬ ОБ АБОРТЕ – ЗАБУДЬ! АКТЕРЫ, ПЕВЦЫ И ТАЛАНТЫ ВО СЛАВУ ИИСУСА. Смысл им придавала ее близость к дому – и ее невольные слезы при виде ВЕРНИ ТЕЛО В ФОРМУ – СПЕЦИАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ДЛЯ ВОЕННОСЛУЖАЩИХ.

«Почему ты пошел?» – однажды спросила она у брата, и он ответил с обескураживающей простотой: «Настал мой черед». Ей вспомнился пыльный послеполуденный Фонтен-де-Воклюз, где она наблюдала, как мальчик-подросток с копной черных кудрей спускался по каменистому склону к тихим водам Источника, не обращая внимания на знаки ОПАСНОСТЬ. Камни прежних обвалов скользили у него под ногами, потому что он был из тех, кому предназначено менять мир. От его голоса будут сходить лавины, весенние ливни прольются по его воле, черные птицы станут биться в него, как в высокую стену. Отец умолял его на рокочущем и прекрасном романском языке: вернись, дурачок, плоть от плоти моей! Сын не слушал отца. Сын спустился к Источнику. Вода дохнула прохладой ему в лицо: настал твой черед. Иди.

Все еще зима, и луна, какая бывает раз в жизни, но, чтобы увидеть эту луну, надо выйти на улицу. Поскольку о том не могло быть и речи, она наблюдала медленный восход луны на портале, где ночное светило являло себя во всей своей щедрой и грозной красе на задних дворах у возлюбленных незнакомцев. Тринадцатое полнолуние, кровавая суперлуна, всегда впервые за четыреста лет, и выглядит – каждый спешил объявить это первым – выглядит весьма аппетитно.

Она очень надеялась, что все двадцать четыре теста на коэффициент интеллекта, которые она проходила в Сети, были неверными. Иначе и быть не могло.

В детстве она больше всего боялась – помимо того, чтобы какать крошечными птичьими яйцами, – что будет непрестанно икать, пятьдесят пять лет подряд, как тот несчастный мужчина, о котором она прочитала в своей испорченной от воды Книге рекордов Гиннесса. Потом она повзрослела и поняла, что вся жизнь – сплошная икота пятьдесят пять лет подряд. Просыпаешься – ик, – стоишь под душем в облаках пара – ик, – слышишь свое имя, выкрикнутое из соседней комнаты, и ощущаешь покалывание внутри, как от слабого удара током: кто я? – ик, ик, ик. И ничто не поможет: ни сахар, ни сильный испуг.

Все завязано одно на другом. Когда стошнило ее кота, ей показалось, она услышала слово «праксис».

Дважды в месяц они с мужем спорят, смогла бы она соблазнить диктатора с целью его последующего свержения. «Я вообще сомневаюсь, что он воспримет тебя как женщину», – сказал муж, но она заявила, что ей нужен только блондинистый длинный парик. В какой-то момент она всерьез на него наорала и задрала рубашку. «Ты утверждаешь, что я недостаточно хороша, чтобы изменить ход истории? Ты утверждаешь, что он не клюнет на НИХ?!»

Будущее человеческого интеллекта, видимо, связано с поиском информации, а будущее невежества – с неспособностью анализировать его результаты. Но, когда она смотрела на дымящиеся пейзажи отцов, представленные в новостях на кабельном канале, вопрос уже не стоял об уме и невежестве, вопрос стоял о заражении. Давным-давно кто-то взглянул на копошащуюся серую массу американских отцов и узрел их такими, какими они и были на самом деле: достаточно слабым, коллективным носителем паразитов, передающим живое послание.