Дети змей, дети волков - читать онлайн книгу. Автор: Янина Волкова cтр.№ 47

Наверняка Медведь возжелает украсть ее в свое жилище. Для Витарра это будет наилучшим вариантом. Он счастлив, что сестра жива, но не готов принять это. Сага делает шаг, и снег хрустит под ее босой стопой. Оглянувшись, смотрит на нее Братоубийца, а после говорит:

– Садись в седло. И так уже ноги отморозила.

Но вельва проходит мимо, не взглянув на него даже, и идет прямо, словно бы лучше Витарра знает, куда следует идти. Странное поведение это совершенно Саге не соответствует. Он помнит ее другой: дикой, сияющей в полночном этом мире. Свет ее, пусть и не кажущийся Витарру столь ярким, как свечение, исходящее от Руны, дарил ему надежду на то, что даже в самые темные времена есть место для жизни. Неужто смерть старой вельвы так сильно подкосила ее? Или, быть может, что-то, увиденное Сагой в будущем?

Но она не ответит. Он знает это и потому не задает вопросов.

В абсолютной тишине идут они в сторону конунгова дома, и взгляд воина то и дело цепляется за посох в ее руках. Тяготит ли Сагу то, что происходит сейчас? О чем она думает? Скажет ли Витарру, что его самого ожидает?

Вопросов столь много, и у него нет ни одного ответа.

Кости на посохе тихо стучат друг о друга, босые ступни оставляют следы на снегу. Птичьих перьев в ее волосах стало только больше, и черные одежды, больше похожие на обноски, не спасают от холода. Только вот Сага словно бы не чувствует этот холод, пронизывающий до костей. Думает Витарр и плащ ей свой отдать, и сапоги, или силой вскинуть в седло, чтобы скорее доставить к теплу, но вельва в этом и не нуждается словно.

От холодного ее безразличия делается сыну конунга тяжело. Тревога внутри него становится только сильнее, давит на сердце неподъемной ношей. Мысли его снова мечутся к сестре и последствиям, которые кроются за ее возвращением. Может ли верить он в то, что Ренэйст все еще желает ему добра?

Вот бы вернуться в то время, когда до него никому дела не было! Витарр устал сражаться.

Дом встречает их жаром очага и удивленным взглядом кюны. Та сидит за шитьем, и иголка, до этого юрко пляшущая в тонких пальцах, замирает над полотном. Руну его взгляд находит на постели. Спала она, пока звук распахнутой двери, громко ударивший по стене, не заставил ее распахнуть глаза, и с не меньшим удивлением смотрит молодая женщина на свою сестру.

Ренэйст Витарр здесь не видит. Облегченный вздох сам собой срывается с его губ, и тут же возвращает воин своему лицу сосредоточенное выражение.

Не готов он видеть ее. Не готов говорить с ней. Однако вскоре столкнуться лицом к лицу их заставят.

– Сага? – едва слышно зовет Руна слабым ото сна голосом. – Что ты делаешь здесь?

Йорунн поднимается на ноги, откладывая в сторону свое шитье, и подходит к ним, складывая обеспокоенно руки перед собой. Сага, что похожа на большую птицу – сову, а не ворону вовсе, – смотрит только на свою сестру. Чудится Витарру, что сестры вновь тайно общаются между собой способом, что неведом обычным людям. Руна бледнеет в одно мгновение, глаза округляются, и падающие на лицо рыжие пряди делают ее совсем уж дикой. Словно бы шерсть встанет дыбом, зашипит она – и обернется кошкой, спасаясь от пурги, которую не видели здесь долгие зимы.

– Что же случилось? – повторяет Йорунн озвученный вопрос, заданный Руной.

Не говори. Не отвечай. Молчи.

Скажет – и не будет никакой надежды. Откроет рот, промолвит хоть слово, и у них больше не будет шанса на то, чтобы хоть что-то изменить. Словно бы предрешено. Как бы он ни бился, ему ничего не подвластно.

«Ты тьма, Витарр, сестра твоя – свет. Однажды один из вас убьет другого».

Из раза в раз, снова и снова, в каждую их встречу Сага говорила ему одни и те же слова. Один из них убьет другого. Возвращение Ренэйст вовсе не к светлому будущему. Оно к смерти.

Медленно разомкнув черные губы, испачканные в саже, Сага выдыхает неспешно, и выдох тот пронзает и без того взволнованного воина тысячей крошечных стрел.

– Вельва умерла, – отвечает она.

И этого оказывается достаточно для того, чтобы всем стало ясно – грядут перемены.

Бледнея, едва ли не оседает на пол дрогнувшая кюна. Ведь решила она, что все беды их позади, и тревожное это знамение причиняет ей боль. Одним шагом оказывается Витарр подле нее, матушку свою придерживает, спасая ее от падения. Йорунн хватается за него, как за спасение свое, глаза закрытыми держит, а после заставляет себя выпрямиться, не покидая, однако, объятия сына. Найдя в себе силы совладать с раздором, царящим внутри себя, кюна приказывает:

– Собирайте совет ярлов.

В доме тепло и пахнет хвоей. Хакон бросает в пламя еловые ветви, и горящая их смола растекается в воздухе, наполняя легкие при каждом вдохе своей свежестью. Она и не вспомнит, как давно ей было так хорошо в последний раз. Сейчас, рядом с ним, тело ее полнится спокойствием, мысли где-то далеко-далеко, а сама она, разнеженная, лежит на постели, устеленной мехом, облаченная в одну из его рубах. Ренэйст уснула почти в то же мгновение, как только они перешагнули порог его дома. Уставшая и изголодавшаяся, лишь только подле Хакона смогла расслабиться она так, чтобы полностью отдать себя в его руки.

Он раздел ее, облачил в свои одежды и трепетно уложил на постель. Сквозь сон она чувствовала его движения, нежные и осторожные, и потому, зная, что это он, позволила себе потерять бдительность. Да и разве подле него должна она чувствовать себя так, словно бы ей угрожает опасность?

Грубые пальцы его с нежностью заправляют короткие пряди волос ей за ухо, и тогда Ренэйст открывает глаза. Они смотрят друг другу в глаза, и губы ее трогает легкая, едва заметная улыбка. Белолунная прижимает руку его к своей щеке, трется нежно о грубоватую кожу, покрытую мозолями; руки Медведя огрубели множество зим назад, стертые в кровь о рукоять верной секиры. Теперь собственные руки ее ничуть не лучше. Раньше лишь подушечки пальцев были грубыми, стертыми о тетиву лука, а теперь сухие и жесткие ладони сменили нежную кожу.

Хакон прижимается губами к виску ее, закрывая глаза.

– Я не хотел тревожить твой сон.

– Не волнуйся, – отвечает она, – за время путешествия я разучилась крепко спать. Твоей вины в том нет.

Слова ее, спокойные обманчиво, заставляют его нахмурить густые темные брови. Берсерк смотрит внимательно на воительницу, кажущуюся такой хрупкой, но лицом к лицу столкнувшуюся с невыразимым ужасом. Смог бы он сам с таким спокойствием говорить о пройденном пути, оказавшись на ее месте?

Ренэйст не спешит рассказывать, что именно происходило с ней все время, когда были они в разлуке. Хакон уверен почти в том, что и не расскажет. Возможно, когда она будет готова, то берсерк сможет узнать хоть половину того, через что ей пришлось пройти.

– Не верится, что ты здесь. Я молил всех богов, живых и мертвых, чтобы они вернули мне тебя. Может, я сам умер и потому смог оказаться подле тебя?