— Мам, а почему наш дом все время трясется? Это оттого, что дракон в подвале гоняется за маленькой девочкой, чтобы съесть ее?
Тогда матери прижимают детей к груди, нашептывая нелепые, лживые слова утешения, чтобы прогнать страх, а отцы снова принимаются проклинать Б.О.В. Обычный жилой дом превратился в сторожевую башню, воздвигнутую над жутким каменным мешком. Каждый знал, что в основании башни находится бомбохранилище, нависающее над объемной пещерой, где живет ужасная горгулья. В квартирах с каждым днем все чаще вспыхивали семейные скандалы. Какая-нибудь женщина вдруг начинала кричать на мужа, стискивая от волнения руки:
— Мы должны переехать! Здесь невозможно жить. Только послушай, какой тут шум! Я все время слышу, как звенит посуда в буфете, как дребезжат подвески люстры, и невольно подсчитываю, сколько кругов сделала эта тварь, что топчется в подземелье! Нужно уезжать, как ты не понимаешь! Когда-нибудь ей надоест сидеть взаперти, и она выберется наружу! Ты хочешь, чтобы мы оставались здесь, когда это случится?
* * *
ЖАББО в подземелье медленно приоткрыл рептилью пасть. Выглядело это так, словно на поверхности земли во время землетрясения разверзлась глубокая трещина. Уродливая морда превратилась в зияющую пещеру. Из глубин влажного нутра чудовища, опираясь на эластичные стенки исполинского пищевода, с плеском и хлюпаньем выбралась девочка с пустым неподвижным взглядом. Высунувшись из темноты глотки, она поползла по похожему на матрас огромному языку наружу. Голая, облепленная тягучей слюной и желудочными выделениями, она добралась до частокола острых зубов, не выказывая ни малейшей тревоги. Она жила внутри монстра, как водитель огромного танка… или, скорее, как моряк, управляющий подводной лодкой. Она правила этой живой разрушительной машиной, словно крохотный, но могущественный паразит. Она была капитаном боевого корабля, созданного из плоти и крови, обитая в самом центре невероятно сложного двигателя. Время от времени девочка активировала то одну, то другую железу или натягивала тот или иной нерв, чтобы заставить своего толстокожего хозяина двигаться, разминать суставы и разгонять кровь по жилам. Ее забавляла неуклюжая, тяжеловесная поступь чудовища, от которой дрожала земля. Она заставляла его зевать тем же способом, каким танкист поворачивает тяжелую пушку подчиняющегося ему механизма. Тогда девочка выходила на свет, долго карабкаясь по извивающимся внутренностям, и укладывалась на поверхности массивного языка, как изящная маленькая купальщица на надувном матрасе. Облокотившись на клыки монстра, она разглядывала свои владения — темное сырое подземелье, — и мечтала о других бескрайних просторах. Теплый пар, поднимающийся из желудка исполинской жабы, ласкал голую кожу на ее спине. Пар явственно попахивал мясной лавкой, сырой требухой, но странная девочка не испытывала никакого отвращения к этим запахам. Она с удобством сидела на мясистом языке горгульи, пока та острым хребтом крошила каменные своды. Время от времени, когда от скуки в ней подымались некие смутно-недобрые желания, девочка заставляла ЖАББО биться о стены с такой силой, что вся башня ходила ходуном… А сама смеялась, думая о тех, кто живет на верхних этажах, забавляясь их страхом, воображая, как они вздрагивают, приникая ухом к стенам.
Бум… Бум…
Жаба билась в камень, как огромный таран, и от этого вблизи башни вспучивались тротуары, мигали уличные фонари, вибрировали витрины.
Бум… Бум…
Однажды, в конце некого особенно бесконечного дня, она вызовет настоящее землетрясение — просто чтобы развеять скуку, чтобы послушать шум, с каким обрушится наконец это здание…
Они все думают, что у нее нет души, что ее мозг способен выдавать только дюжину тщательно отработанных рефлексов. Что по уровню развития интеллекта она не превосходит ломтик лимонного кекса.
Но они ошибаются. Она не такая, как остальные ЖАББО. В ней есть нечто особенное… аномалия, если угодно.
Она способна мыслить. Пусть ее мышление медлительно и неповоротливо, как онемевшее от долгого лежания тело, но оно существует. И еще она может чувствовать… разные вещи. Время от времени она ощущает некие неконтролируемые движения души, которые заставляют ее то грустить, то злиться.
Все это чрез-вы-чай-но сложно. Слишком сложно для ее нетренированного мозга. Пока она еще неспособна думать более часа в день, не страдая потом от жестокой головной боли. Она позволяла себе напрягать развивающийся ум только во время кратковременных выходов из глотки монстра. Тогда, опершись на частокол его сверкающих зубов, она училась заставлять работать непонятную серую массу, которую ее создатели вложили ей в череп. И это было очень трудно, потому что извилины этой вязкой материи напоминали скорее путаные коридоры пустого лабиринта, нежели складки настоящего мыслящего мозга.
Девочка не решалась продвигаться вперед. Она подолгу топталась на пороге сознания, как испуганный ребенок у входа в огромную пещеру, наполненную гулким эхом. Пустота пугала ее. И она задавалась вопросом — сможет ли она хоть когда-нибудь закричать настолько сильно, что ее крик заполнит все пространство под огромными пустыми сводами?
* * *
Она превосходно помнила собственное «рождение» — то время, когда инопланетяне создавали ее в своей закрытой лаборатории. Она помнила их синеватые лица, склоненные над чаном, в котором начинало трепетать ее существо — скопление живого геля, которому еще не успели придать окончательную форму. У нее были глаза, мозг, но тела не было. Эти органы плавали в толще неоформленной клеточной массы, как изюм в тесте для пирога, который еще не поставили в печь. Они улавливали образы, безуспешно пытаясь придать им порядок и смысл. Голоса ее создателей звучали в памяти, словно записанные на магнитофонную ленту.
— А что, если сделать его в виде персонажа из комиксов? — говорил высокий тип с заостренными ушами, в белом халате, усеянном разноцветными пятнами. — Разве это не забавно? Будем поставлять горгулий в комплекте со смешными человечками, которые будут сглаживать впечатление от жутковатой внешности самих живых сейфов. Мне кажется, это хорошая идея. Земляне просто обожают комиксы. Они ведь глуповаты…
— Коммерсанты и слышать не хотят ни о чем подобном, — отвечал второй, плешивый, с третьим глазом посередине лба. — Мы изготавливаем сейфы, а не детские безделушки!
— Чего же они хотят? Монстра, еще более страшного, чем наши горгульи?
— Нет, я согласен с идеей, что нам нужен некоторый смягчающий контраст. Что-нибудь приятное для глаза землян…
Они спорили так целую вечность. Одни склонялись к образу животного: например, обезьяны, этого ближайшего родича человека. Другие рассуждали о стилизованном гуманоиде, чей вид внушал бы доверие.
— Нет, — отрезала женщина с чешуйчатыми руками, — только никаких мультяшек и прочего. Иначе все решат, что мы чокнутые. А почему бы не попробовать создать маленькую девочку? Что-нибудь среднее между русалкой и эльфом. Приятное на вид, но немного потустороннее. Земляне любят всяких волшебных существ из сказок.