Мое преступление (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Гилберт Кийт Честертон cтр.№ 87

Важнейшим аспектом политических взглядов Сесила ^[100] и людей его круга (сейчас их всех назвали бы олигархами), обогатившихся за счет собственности опальной Церкви, была необходимость того, что Мария должна умереть раньше Елизаветы, – а Мария, несмотря на все свои несчастья, не проявляла ни малейшей склонности умирать. С другой стороны, здоровье Елизаветы не раз ставило ее на грань жизни и смерти. И если бы ее корону унаследовала католичка, протестантские лорды-олигархи могли испытать серьезные неудобства. Поэтому они отправили Марию в замок Фотерингей – широко известное по тем временам средство от хорошего здоровья, на современный вкус чуть слишком острое, зато такое, применение которого редко оканчивается неудачей.

На этой бьющей ключом энергии, в итоге ставшей причиной смерти, до того держалась вся ее жизнь; даже позволю себе каламбур, сказав, что энергия может быть ключом ко многим загадкам жизни Марии Шотландской. Возможно, ее второй брак, оказавшийся столь неудачным, озлобил Марию больше, чем какую-нибудь другую женщину, более простую и, рискну сказать, менее нормальную. Возможно, ее необузданное легкомыслие, которое привело к тому, что в памяти современников и потомков она осталась блудницей и чуть ли не вампиром, было порождено столь же необузданным первичным стремлением стать матерью и женой. Возможно (по крайней мере, мне представляется возможным), что лишь исключительно здоровый человек, пережив столь ужасный опыт, станет растрачивать впустую свои природные инстинкты на свирепого авантюриста вроде Босуэлла. Да, все это возможно; но, признаюсь, никоим образом не считаю все вышеперечисленное неизбежным. Мне часто казалось, что связь Марии и Босуэлла была скорее политическим альянсом, даже более циничным, чем то представлялось фальсификатору «Писем из ларца», находящемуся в плену прекрасных романтических иллюзий. Или, может быть, имел место какой-то шантаж. Или что-то иное: вариантов тут много. Во всяком случае, окруженная скотами, она выбрала себе лучшего скота – хотя его обычно считают худшим. Он, единственный из них, был человеком в той же степени, что и скотом, а шотландцем в той же степени, что и человеком. Он, по крайней мере, никогда не предавал ее Елизавете, а все остальные ничем, кроме этого, и не занимались. Он охранял границы своего королевства от англичан как добрый подданный и хороший солдат, и она вполне могла прибегнуть к его защите только по этой причине. Но независимо от того, чего она искала в этом браке, я уверен, что она не нашла в нем искомого: наоборот – ее ожидала всего лишь новая стадия той постепенной деградации, к которой приводит супружество королевы с одним из ее подданных.

В сердце Марии всегда таилась жажда цивилизации. Эту тягу не так-то легко оценить сейчас, когда люди сделались настолько цивилизованными (можно сказать, насытились цивилизацией до отвала), что жаждут главным образом варварства. Но она любила культуру такой же любовью, как итальянские художники ее времен и предшествующего столетия: как нечто не только прекрасное, но и просто красивое – яркое, сияющее, новое; таковы были первые эскизы летательных аппаратов руки Леонардо или полные откровений исследования перспективы и света. Она была человеком Ренессанса, чьи возможности сковывало заключение в узилище, а дон Хуан был человеком Ренессанса, чьи возможности, едва ли в меньшей степени, сковывали беспрестанные скитания по миру, подобающие скорее пирату.

Таково, конечно, самое простое и естественное объяснение особо дружеского расположения к горбуну Риччо и молодому безумцу Частеларду ^[101]. Для Марии они были Италией и Францией; музыкой и куртуазными письмами; они были сладкоголосыми южными птицами, прилетевшими на окно ее сурового шотландского замка. Хотя до сих пор еще встречаются историки, полагающие, что с кем-то из этих двух (особенно часто упоминается итальянский секретарь) у нее «что-то было», я могу сказать этим почтенным ученым мужам только одно: их моральный и умственный уровень соответствует Дарнли с его компанией головорезов. Даже если Мария была жестокой женщиной, нет смысла предполагать, что она при этом не была умной – или что она занималась плетением злобных козней непрерывно, никогда не испытывая потребности отдохнуть от этой кропотливой и изнурительной работы за короткой интеллектуальной беседой.

Моя попытка сватовства, конечно, несколько запоздала. Но она все же извинительна, если подумать том, что Мария могла бы быть совершенно другим человеком, выйди она замуж за другого человека. Такого, который был бы столь же храбр, как Босуэлл, столь же интеллектуален, как Риччо, и, испытывая по меньшей мере такие же романтические чувства, как Частелард, умел распорядиться ими более удачно в практическом смысле.

Но мы не имеем права быть романтиками. То есть нас не должны волновать реальные чувства реальных людей, даже если эти чувства столь легко распознаваемы. Это категорически запрещено. С некоторых пор единственное, что нам разрешается, – это строгое следование научной доктрине, то есть неким абстракциям, которые были названы «елизаветинским религиозным урегулированием», «актом об унии между Англией и Шотландией», Реформацией и «современным миром». Предоставлю романтикам, этой легкомысленной богеме (с которой, конечно же, меня никто никогда не отождествит), самим выбрать, в какой день, по их мнению, дон Хуан должен был воплотить свой проект в жизнь и каким кризисом ему для этого предстояло бы воспользоваться. Надлежит ли его блистательному кораблю появиться в широких водах Форта незадолго до того, когда обезумевшая толпа примется расклеивать на улицах Эдинбурга непристойные плакаты и потрясать перед окнами королевского дворца оскорбительными знаменами? Или, наоборот, цели достигнет темная лодка с одиноким гребцом, скользящая в ночной тиши по агатовому зеркалу Лох-Левена? А может быть, курьер на запаленной лошади примчится в разгар сварливых переговоров при Карберри с вестью о подходе новой армии, способной бросить вызов конфедератам? Или о прибытии такой армии возвестит герольд под стягом, на котором бог знает в каких комбинациях перемешаны орлы, башни и львы (все же, предположительно, перечеркнутые знаком косого жезла) ^[102], протрубив в рог перед запертыми воротами замка Фотерингей?