Думай!
Это не просто слова и не прозвище, это имя!
— Если этому кораблю суждено спастись, — вдруг заговорил молодой человек, произнося, пожалуй, самую долгую свою речь за все это путешествие. — Мы должны всё для этого сделать.
— Мы? — переспросил одноногий отец Нобла Янса. — Я ничего, черт возьми, не знаю о мореплавании!
— Никто из нас не знает! — пронзительный голос Брайерфилда сделался еще более резким от нахлынувшего на него ужаса. — О чем вы, тут же одни сухопутные крысы!
— Мы должны подняться на палубу! — сказал Мэтью. — Связать все тяжелые веревки, которые сможем найти и выбросить их за борт! Позволить им тянуться за кораблем в воде!
— Зачем? — спросил кузнец.
— Это замедлит корабль. Веревки в этом помогут и дадут нам некоторую стабильность. Если сможем сбросить якорь с левого и правого бортов, будет намного… — его перебил новый залп волн, обрушившийся на нос корабля, свист ветра, несущегося через коридоры, и новый всплеск воды, затопившей помещение. — Лучше, — закончил он, когда снова смог дышать.
— Никто туда не пойдет! — сказал Брайерфилд, чье лицо с острым подбородком приобрело оттенок испорченного сыра. — А ты… ты никто, просто слуга! Ты ничего не можешь знать о кораблях! Господи Боже, то, что ты предлагаешь, нас потопит!
— Я знаю, что эта посудина больше не выдержит! Мы не можем просто оставаться здесь и ждать, пока корабль разобьется! — когда никто не ответил, Мэтью решительно заявил. — Что ж, ладно, я сделаю это сам!
— О-о-о-о-о, нет! — послышался грубый голос графа Дальгрена. — Ты никуда не пойтешь! Ты есть слишком ценный для меня, чтобы потеряться в таком безумии!
Мэтью презирал этого человека. Дальгрен был не только убийцей, он был гадким в своих привычках и ожидал, что его «слуга» поможет ему подняться до статуса императора. Мэтью же поклялся, что когда-нибудь убьет Дальгрена за то, что он сделал с Куинн, но ему пришлось удержаться от этого и позволить отвезти себя в Англию, чтобы выяснить, что за загадочной фигурой был этот Профессор Фэлл и что ему было известно из его утерянной истории.
Сейчас у молодого человека не было никакого желания ждать здесь, как захваченная стихией в заложники сухопутная крыса. Корабль круто накренился, и женщины с детьми закричали, но даже их крики были не такими дикими, как у Грэнтхема Брайерфилда. Это был страшный момент, потому что Мэтью показалось, что волны достигли верхушек мачт, и «Странница» отбивалась от моря из последних своих сил. Когда следующая волна схлынула, Мэтью взял лампу у Изекии Монтгомери.
— Я пойду, — сказал он, но прежде чем ему удалось сделать два шатких шага в этот морской кошмар, граф Дальгрен ухватил его.
— Я гофорю, найн! — пруссак здоровой рукой ухватил слугу за горло. — Ты можешь быть смыт! И где я тогда окажусь?!
— Отпустите его.
— Ч-щто?
— Отпустите. Его, — повторил Рэндольф. — Если у него достаточно мужества, чтобы выйти на эту палубу… Богом Клянусь, я тоже пойду! Этот трюк с веревками… возможно, он спасет нас!
— Он есть моя сопстфенность! Я гофорю ему, что ему делать, а что нет!
От волнения акцент пруссака становился все резче и неприятнее.
— Я пойду, — сказал Монтгомери. — Если я утону, то, по крайней мере, не внутри корабля.
— И я пойду, — с жесткой решимостью вдруг сказал одноногий старик, однако Нобл Янс покачал головой.
— Нет, лучше я. — сказал фермер Рэндольфу. — Па, останься-ка здесь и присмотри за семьей. Не до споров!
— Да, — сказал Феннинг, передавая свой фонарь отцу Янса. — Вот, держите мой фонарь.
— Или отпустите его, или идемте с нами, — сказал Рэндольф Дальгрену. — Нам понадобятся все руки, что у нас есть! — он посмотрел на Брайерфилда, который, в свою очередь, отодвинулся как можно дальше от света.
— Я говорю снофа… найн! Я не позфолю… о, майн Гот!
Следующее леденящее кровь падение «Странницы» заставило Дальгрена ослабить захват на шее Мэтью, и этого было достаточно, чтобы слуга расстался со своим хозяином.
— Давайте, за работу! — сказал Рэндольф Мэтью, когда снова обрел дар речи. Он повел всех к выходу из трюма, молодой человек держался прямо позади него, за ними шли Янс, Феннинг и Монтгомери.
Среди утонувших кур и свиней, из которых редкие особи даже все еще пытались бороться со стихией за свою жизнь, люди пробирались по пропитанным водой доскам, стараясь как можно быстрее добраться до палубы. Люк был для надежности перехвачен веревкой, но море наступало со всех сторон. Мэтью вдруг пришло в голову, что ни капитан Пеппертри, ни его команда никогда не слышали о смоле или дегте. Нож, извлеченный из ножен на поясе Рэндольфа, сделал работу быстро, и, толкнув люк вперед, кузнец первым выбрался наружу. Ветер практически выдул его из сапог. Было совершенно непонятно, идет ли дождь, или резкие капли, колющие лицо, были лишь брызгами от волн. Так или иначе, похоже, стихия Атлантики набирала силы, поэтому сейчас смельчакам требовалась вся их выдержка, присутствие духа и удача, чтобы не пойти ко дну.
Когда Мэтью выбрался, ветер ударил и его, и молодому человеку с трудом удалось преодолеть несколько ярдов и схватиться за веревку. Палуба была испещрена загадочными линиями водорослей и мусора, поднятого из глубин, и оборванных канатов.
Смельчакам удалось открыть коробку с инструментами и бегло изучить ее содержимое: несколько молотков, пара ручных пил, топор и его уменьшенные копии — мужчины взяли все, что могло бы пригодиться им для спасения корабля от гибели. Внимание же Мэтью привлекло к себе и удержало страшное зрелище: огромные горы черных волн, движущиеся и вздымающиеся под пронизанным фиолетовыми зарницами небом, через которое, казалось, может прорезаться целая армия плетей молний в любую секунду. В первый момент судно с пугающей скоростью поднималось в направлении вершины «горы», а в следующий — бушприт уже скользил в бездонные каньоны между волнами, разбивающиеся над носом, вызывая прерывистые и жуткие стоны древесины и парусов. Трудно было поверить, что мачты все еще выдерживают этот натиск, и вода разбивается о них на мелкие фигурки, падая на палубу.
Мэтью нервно вздрогнул. Он осознал, что стоит на коленях посреди этого безумия, отчаянно сжимая канат, за который держится. Стена морской пены, которая ударила его в лицо тяжестью церковного кирпича, едва не раскроив ему череп, погрузила мир в черно-фиолетовый ажиотаж визга бури и стонов судна. Лишь тогда пришел настоящий страх. Я не могу! Я не могу это сделать! — подумал молодой человек, чувствуя, как ужас сжимает его внутренности. — Нет… нет… я не могу!
Но потом в его разуме снова зазвучало это имя: Грейтхауз. О, да, он был уверен, что это именно имя. И кому бы оно ни принадлежало, этот человек был явно очень силен духом, подумал Мэтью. Кому бы оно ни принадлежало… мужчине… да… оно, определенно, принадлежало настоящему мужчине, который ни за что не одобрил бы этого стояния на коленях и сам бы на них никогда не встал! А значит — нужно подняться, и неважно, чего это будет стоить, пусть даже и самóй жизни. И, кто бы ни бы этот человек, он ожидал бы, что Мэтью именно так и сделает. Это не значило, что у Грейтхауза не было страхов, нет. Они были. С той лишь разницей, что страх не управлял им, и, как бы ни было трудно, этот человек боролся до конца. В этом — Мэтью не сомневался.