Ущерб тела - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Этвуд cтр.№ 5

Ренни стала большим экспертом по внешнему, когда впервые выбралась из Гризвольда. («Получив университетскую стипендию; единственным пристойным вариантом уехать из Гризвольда для молодой одинокой женщины, – говаривала она, – был нырнуть в омут головой».) Внешнее определяло, серьезно ли к вам будут относиться; в частности, то, что считалось непреложным дома, более-менее всегда оказывалось нелепым в остальном мире. К примеру, в Гризвольде все были ярыми приверженцами одежды из полиэстера.

Поначалу она смотрела, чтобы подражать. Потом – чтобы не подражать. А потом – просто смотрела. Когда профессора-марксисты в колледже или ярые феминистки жестко критиковали фривольность ее специализации, она парировала их нападки цитатой из Оскара Уайльда, мол, только поверхностные люди не заботятся о своей внешности. И тут же со всем тактом предлагала внести в их гардероб определенные изменения, которые значительно улучшат их внешность. Как правило, ее визави были тщеславны и соглашались: никому не хотелось прослыть безвкусным.

Большинство ее знакомых считали, что Ренни далеко обогнала прочих модных обозревателей; она же полагала, что находится в сторонке. Ей так больше нравилось; она замечала типичную позу ведущих и знаменитостей, что в журнальных фотосессиях, что на рекламных снимках, особенно на сцене. Заискивающая улыбка в 32 зуба, руки в распахнутом жесте, мол, смотрите, мне скрывать нечего, голова откинута назад, горло обнажено, подставлено под нож – предлагают себя, выставляют напоказ. Ренни нисколько им не завидовала. На самом деле ей было за них неловко – за это их неистовое желание, отчаяние – именно так, отчаяние, – даже на гребне успеха. Ради него они были готовы на все: раздеться догола, если другое не сработает, встать на голову, – что угодно в безумной гонке за вниманием. Она предпочитала писать о таких людях, чем оказаться одной из тех, о ком пишут.

Ренни закончила первую редактуру статьи об украшениях, сделанных своими руками, и какое-то время размышляла о названии. В конце концов она забраковала «Скованные братья» в пользу «Цепной реакции». Фотографии будет сделать нетрудно, но это она оставит на усмотрение редакции. Она никогда не снимала для гламура, просто не умела.

В половине двенадцатого домой заявился Джейк – сказал, «для полуденного секса». Она была только за, ей нравилось, когда он делал ей сюрпризы. В то время он был весьма изобретателен. Мог взобраться по пожарной лестнице и влезть через окно, посылал ей нарочито безграмотные, скабрезные письма, со словами, вырезанными из газет, как бы от психопатов, прятался в шкафу и вдруг набрасывался на нее, изображая извращенца. После первого шока потом это ни капли не пугало ее.

В общем, быстрый секс, потом она сделала сэндвичи с сыром-гриль, и они ели их в постели, что оказалось не так прикольно, как она ожидала, потому что крошки и ошметки сыра сыпались на простыню. Джейк вернулся в офис. Ренни приняла ванну, потому что ее «контекст», который все еще давил на нее, настаивал, что нетактично идти к гинекологу сразу после секса, не приняв ванну.

– Готовы завести малыша? – спросил ее доктор, стандартная шутка, пока он надевал перчатки. – Вы приближаетесь к точке невозврата.

Он говорил так уже шесть лет. А через полчаса ей было уже не до смеха.

Впрочем, по пути домой она продолжала думать в обычном ключе. Можно написать об этом статью. «Рак, который всегда с тобой». Такое могли взять в «Хоуммейкерс» или «Шатлен». А может, лучше назвать ее «Точка невозврата»?

«Это факт, это случилось с тобой, и ты просто не можешь в это поверить, – начала бы она. – Ты считала себя особенной, и бац, ты просто часть статистики…»

Умирать – это вульгарно, кто бы спорил. Но в какой-то момент это станет трендом среди большинства ее знакомых. Может, она просто опережает свое время.

* * *

В самолете разносят теплый имбирный эль в бумажных стаканчиках и сэндвичи, завернутые в пленку. Они представляют собой два ломтика белого хлеба, смазанных маслом, с тонким кусочком ростбифа внутри. Ренни выуживает салат: она бывала в Мексике и слышала про амебную дизентерию.

Сиденья жесткие и покрыты шершавым темно-малиновым плюшем, как в антикварных автобусах. Стюардессы, целых две – одна с вытянутыми волосами, зачесанными наверх, как у пин-ап девушек, вторая с африканскими косичками, украшенными бусинками в растафарианском стиле, обе в униформе цвета фуксии с малюсенькими белыми фартучками. Они разгуливают по салону взад-вперед на высоченных каблуках, в туфлях с открытым мыском и многочисленными ремешками, кричаще-красных – фасон «трахни-меня», сказал бы Джейк. Когда самолет попадает в турбулентность, они хватаются за спинку ближайшего сиденья, но, кажется, скорее по привычке.

Самолет наполовину пуст, но какой-то мужчина садится рядом с Ренни. Не тот, в куртке сафари – он устроился в самом начале и читает газету, – а постарше, цветной. Несмотря на жару, на нем темный костюм с галстуком, в узле которого поблескивает небольшая булавка. Она заметила, что он лишь раз откусил от своего сэндвича. Когда остатки еды забирают, он обращается к Ренни, стараясь перекричать рев двигателей.

– Вы из Канады! – это скорее утверждение, чем вопрос. Ему около шестидесяти, высокий, широкое лицо, нос с большой горбинкой; внешность скорее арабская. Челюсть узковата, и нижние зубы слегка налезают на верхние.

– С чего вы взяли?

– К нам едут в основном канадцы, – говорит он. – Славные канадцы.

Ренни не может решить, кроется ли в его словах ирония.

– Не все мы такие уж душки, – отвечает она.

– Я стажировался в Онтарио, друг мой, – говорит он. – Когда-то я был ветеринаром. Моя специальность – заболевания у овец. Так что я знаком со славными канадцами. – Он улыбается и с уверенностью продолжает: – Доброта канадцев известна всем. Когда у нас случился ураган, душки-канадцы пожертвовали нам тысячу банок ветчины «Мейпл Лиф Премиум». Для беженцев. – Он рассмеялся, словно это была шутка. Но Ренни не поняла юмора. – Беженцы даже не увидели этой ветчины, – объясняет он терпеливо. – Скорее всего, они ни разу в жизни ее не пробовали. Что ж, упустили свой шанс. – Он снова смеется. – А ветчина обнаруживается – сюрприз! – на банкете в День независимости. Чтобы отметить наше освобождение от Британии. Только для выдающихся граждан. Многие из нас изрядно повеселились, друг мой. Даже поаплодировали славным канадцам.

Ренни не знает, что на это ответить. Ей кажется, он издевается над ней каким-то изощренным способом, но она не понимает зачем.

– Ураган был серьезный? – спрашивает она. – Кто-то погиб?

Он словно не слышит ее вопроса.

– Зачем вы летите в Сент-Антуан? – спрашивает он, как будто это странный поступок.

– Я буду писать о нем статью, – говорит Ренни. – Для журнала.

– А, – говорит он. – Чтобы привлечь славных канадцев.

Он начинает раздражать Ренни. Она заглядывает в карман на спинке переднего сиденья в надежде, что там окажется какое-то чтиво и она сможет сделать вид, что увлеклась, – журнал авиакомпании, «тошниловки номер два», как говорят в этом бизнесе, – но, увы, там пусто, не считая инструкции по безопасности. В «Боинге-707» на пути в Барбадос она читала триллер, купленный в аэропорту, но дочитала и оставила в самолете. Большая ошибка: теперь она бескнижная.