– Ты видела лицо Ксавьер? – спросил Пьер.
– Да, – ответила Франсуаза.
Он произнес эти слова, не отводя глаз от Ксавьер.
«Так и есть», – подумала Франсуаза. Не только для себя, но и для него тоже она не обладала отчетливыми чертами; невидимая, бесформенная, она смутно была частью его, он говорил с ней, как с самим собой, а его взгляд был прикован к Ксавьер. В это мгновение Ксавьер, с ее распухшими губами и двумя слезинками, катившимися по мертвенно-бледным щекам, была прекрасна.
Все зааплодировали.
– Надо пойти поблагодарить Поль, – сказала Франсуаза. «А я ничего уже больше не чувствую», – подумалось ей. Едва взглянув на танец, она, подобно старым женщинам, перемалывала навязчивые мысли.
Поль приняла комплименты с большим изяществом; Франсуаза восхищалась ее умением всегда так безупречно себя вести.
– Мне хочется послать за моим платьем, моими пластинками и масками, – сказала Поль, устремив на Пьера свои большие ясные глаза. – Мне хотелось бы знать, что вы об этом думаете.
– Мне очень интересно увидеть, в каком направлении вы работаете, – ответил Пьер, – есть столько разных возможностей в том, что вы нам показали.
На проигрывателе зазвучал пасадобль; снова образовались пары.
– Потанцуйте со мной, – настойчиво обратилась Поль к Франсуазе.
Франсуаза покорно последовала за ней; она услышала, как Ксавьер недовольным тоном сказала Пьеру:
– Нет, я не хочу танцевать.
Она возмутилась. Ну вот! Опять она виновата, Ксавьер в ярости, а Пьер будет сердиться на нее за ярость Ксавьер. Но Поль вела так хорошо, и было одно удовольствие подчиняться ей; Ксавьер ничего не умела.
На сцене танцевали пар пятнадцать; другие разошлись по кулисам, ложам; одна группа расположилась в креслах балкона. Внезапно на авансцену, словно эльф, выскочил Жербер; его преследовал Марк Антоний, изображая вокруг него танец обольщения; это был мужчина с довольно плотным телом, исполненным, однако, живости и грации. Жербер выглядел слегка пьяным. Большая черная прядь волос падала ему на глаза, он останавливался, неуверенно кокетничая, потом бросался прочь, стыдливо прикрывая рукой голову, то убегал, то возвращался с видом робким и соблазнительным.
– Они очаровательны, – заметила Поль.
– Самое пикантное то, что у Рамблена действительно такие наклонности. Впрочем, он этого и не скрывает.
– А я задавалась вопросом: та женственность, которой он наделил Марка Антония, – результат искусства или природных наклонностей? – сказала Поль.
Франсуаза бросила взгляд на Пьера; он оживленно что-то рассказывал Ксавьер, которая, казалось, вовсе его не слушала; с жадным интересом она зачарованно смотрела на Жербера. Франсуазу неприятно поразил этот взгляд: похоже было на тайное, но настойчивое овладение.
Музыка смолкла, и Франсуаза отошла от Поль.
– Я тоже хочу потанцевать с вами, – сказала Ксавьер, завладевая Франсуазой. Она обняла ее, и Франсуаза готова была улыбнуться, почувствовав, как судорожно сжалась эта маленькая ручка на ее талии; она с нежностью вдохнула запах чая, меда и плоти, запах Ксавьер.
«Если бы я могла сделать ее своей, я полюбила бы ее», – подумала Франсуаза.
Эта властная девочка тоже была не чем иным, как кусочком вялого, беспомощного мира.
Ксавьер не упорствовала в своем усилии: как обычно, она стала танцевать сама по себе, не заботясь о Франсуазе, которой не удавалось успевать за ней.
– Дело не ладится, – с обескураженным видом сказала Ксавьер. – Я умираю от жажды. А вы?
– В буфете Элизабет, – заметила Франсуаза.
– Ну и что, – сказала Ксавьер, – я хочу пить.
Элизабет разговаривала с Пьером; она много танцевала и казалась чуть менее мрачной; она усмехнулась как заядлая сплетница:
– Я только что рассказывала Пьеру, как Элуа весь вечер крутилась вокруг Тедеско. Канзетти была без ума от ярости.
– Элуа хороша сегодня, – заметил Пьер, – эта прическа ей на пользу; у нее больше физических возможностей, чем я думал.
– Гимьо говорил мне, что она бросается на шею всем подряд, – сказала Элизабет.
– На шею – это только так говорится, – заметила Франсуаза.
Слово у нее вырвалось, однако Ксавьер и не поморщилась. Возможно, она не поняла. Когда разговоры с Элизабет не были напряженными, они легко приобретали пошловатый оборот. Было тягостно чувствовать рядом с собой эту строгую маленькую добродетель.
– К ней относятся как к последней шлюхе, – сказала Франсуаза. – Самое забавное то, что она девственница и стремится таковой оставаться.
– Это какой-то комплекс? – спросила Элизабет.
– Это из-за цвета ее лица, – со смехом ответила Франсуаза.
Она умолкла. Пьер, похоже, испытывал невыносимые муки.
– Вы больше не танцуете? – поспешно обратился он к Ксавьер.
– Я устала, – ответила та.
– Вас интересует театр? – с воодушевлением спросила Элизабет. – У вас действительно призвание?
– Знаешь, поначалу это скорее тяжело, – сказала Франсуаза.
Наступило молчание. Ксавьер вся целиком, с ног до головы, была живым укором. Когда она находилась рядом, все приобретало такой вес, это было удручающе.
– Ты сейчас работаешь? – спросил Пьер.
– Да, все в порядке, – ответила Элизабет и добавила безразличным тоном: – Лиза Малан по поручению Доминики хотела выяснить мои намерения относительно художественного оформления ее кабаре; возможно, я соглашусь.
У Франсуазы сложилось впечатление, что Элизабет хотелось бы сохранить секрет, но она не могла устоять перед желанием поразить их.
– Соглашайся, – посоветовал Пьер, – это дело будущего, с таким заведением Доминика только выиграет.
– Милая Доминика, это забавно, – со смехом сказала Элизабет. – Люди для нее определены раз и навсегда. Любое изменение исключено в этом застывшем мире, где она с таким упорством искала надежные ориентиры.
– Она очень талантлива, – заметил Пьер.
– Она была мила со мной и всегда безмерно мной восхищалась, – беспристрастным тоном сказала Элизабет.
Франсуаза почувствовала, как нога Пьера больно придавила ее ногу.
– Ты непременно должна выполнить свое обещание, – сказал он. – Ты слишком ленива; Ксавьер научит тебя танцевать румбу.
– Пошли! – покорно сказала Франсуаза, увлекая за собой Ксавьер.
– Потанцуем три минутки, чтобы отвязаться от Элизабет, – предложила она.
С озабоченным видом Пьер пересек сцену.
– Я буду ждать вас в твоем кабинете, – сказал он. – Выпьем спокойно наверху по стаканчику.