Я смутно припоминаю, что она благодарила Брайана за запоздалый подарок, но как-то не удосужилась поинтересоваться, что это было.
– По идее, тест должен рассказать, есть ли у тебя склонность типа к брюшным заболеваниям, повышенному холестерину, к болезни Альцгеймера… или к ожирению, – объясняет Мерит. – Я просто подумала, что было бы круто узнать, почему я такая, какая есть.
Девочка, совершенно непохожая на своих родителей, пытается найти свое место в жизни. Я встречаю взгляд Брайана поверх головы Мерит.
– Итак? – произносит Брайан. – Настало время открыть карты?
Мерит разрывает конверт:
– На первой странице просто родословная. И я уже знаю, что во мне течет ирландская кровь и…
– Девяносто восемь процентов? – Брайан смотрит на секторную диаграмму, представленную на бумаге. – Странно. Твои дедушка и бабушка были ашкенази родом из Польши. Каков предел допустимой ошибки для теста?
Ученый – он и есть ученый.
– Неужели настал торжественный момент сообщить мне, что я приемный ребенок? – усмехается Мерит.
Я смотрю на диаграмму и цепенею. И моя кровь – та самая кровь, что течет в жилах Мерит, – внезапно стынет. На диаграмме практически замкнутый круг. Британская и ирландская кровь. Девяносто восемь процентов.
Мой отец – маркиз. Я только граф.
Боюсь, начиная с Вильгельма Завоевателя.
«Англичанин, – сказал тогда Уайетт. – До мозга костей».
Суша/Египет
Существует египетский миф, согласно которому Исида, жаждущая забрать власть у Ра, чтобы передать собственному сыну, ниспровергла бога-солнце, сотворив из божественной слюны ядовитую змею, укус которой Ра не смог пережить, поскольку змея была частью его самого. У меня возникают примерно такие же чувства, когда на следующий день в помещение склада, где я работаю, входит Уайетт.
Я уже знаю, что Аня нас покидает. Я слышала, как от Диг-Хауса отъезжал «лендровер», но решила, что в каирский аэропорт Аню отвезет лично Уайетт.
– Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть, – говорю я.
– Альберто нужно было съездить в Каир за компьютерными кабелями. – Уайетт облокачивается на одну из полок. – И он решил предложить себя в качестве водителя.
– Он явно заслуживает повышения. – Я снова углубляюсь в расшифровку строки иератического письма, которую перечитываю в четвертый раз.
Уайетт подходит поближе и влезает на подмости, оказавшись прямо напротив меня. Между нами зияющая полость саркофага.
– Дон, ты злишься.
– Ты ведь сам говорил, что я не имею права на тебя злиться. – Я отворачиваюсь. – Я получила твою записку. Или это был прощальный подарок?
Меня так и тянет спросить, что он сказал Ане. Хотя, с другой стороны, меньше знаешь, крепче спишь. В любом случае я плохо представляю, куда все это нас заведет.
– Черт побери, Олив! Я действительно хочу с тобой поговорить.
– Тогда говори.
– Но только не здесь. – Спустившись с подмостей, Уайетт останавливается возле саркофага и протягивает мне руку. Рыцарь спасает прекрасную деву, заточенную в башне. – Давай-ка прокатимся.
В 2003 году, в тот день, когда мы обнаружили дипинто на скале, у остальных обитателей Диг-Хауса был выходной. Мы с Уайеттом остались одни, поскольку все уехали в Тель-эль-Амарну – город, где правил фараон Аменхотеп IV, или Эхнатон, со своей женой – царицей Нефертити. Тель-эль-Амарна находится всего в восьми милях от нас, то есть в тридцати минутах езды, и очень странно, что я никогда там не была, поскольку Эхнатон – один из самых интересных фараонов в истории Древнего Египта. Эхнатон, фараон XVIII династии Нового царства, получил известность благодаря двум вещам: во-первых, он был отцом Тутанхамона, а во-вторых, во время своего правления он изменил систему религиозных верований.
Не подлежит сомнению, что боги – во множественном числе – играли важную роль в жизни древних египтян. Многие египетские боги сбивались в тройки или в множество таких троек: от Атума, Шу и Тефнут к Амону, Ра и Птаху; от Осириса, Исиды и Гора к великой эннеаде – девятке главных богов, которым поклонялись в Гелиополе. Храмы в Египте были сценой для процессий. Египтяне собирались поглазеть на это зрелище, и после того, как боги вбирали в себя всю духовную сущность приношений, чисто материальная пища раздавалась народу. Праздничные дни чем-то напоминали наше Рождество.
Но когда Эхнатон стал фараоном, он превратился в Гринча – похитителя Рождества. Эхнатон закрыл храмы и положил конец празднествам. Таким образом, египтян принудили поклоняться не многим богам, а одному – богу солнечного диска Атону, – хотя при всем при том Эхнатон не был монотеистом. Наоборот, он объявил себя сыном бога солнца, создав новую триаду богов, включая себя самого и свою царственную супругу Нефертити. И теперь каждый божий день в Амарне, сверкающем золотом городе, проводились празднества в честь Эхнатона, всегда появлявшегося с военным эскортом, а также его жены и дочерей. Это был единственный период в истории Египта, когда народным массам приходилось непрерывно кланяться своему царю.
Впрочем, Эхнатон отменил не только Рождество, но и загробную жизнь. И хотя он был фараоном в период Нового царства, в его гробнице – в отличие от других гробниц в Долине Царей – нет следов принятых погребальных ритуалов, включая поклонение таким богам, как Ра и Осирис, поскольку это противоречило концепции Эхнатона об одном боге-творце. Короче, ни одно из прежних божеств не могло существовать по определению.
В Амарну мы с Уайеттом едем молча. Сперва мы останавливаемся возле стелы на границе города, после чего направляемся в некрополь.
Так как Уайетт здесь частый гость, знакомый сторож вручает ему ключи, чтобы мы могли осмотреть некрополь самостоятельно. Когда мы спускаемся в царскую гробницу, я вдыхаю сладкий, дымный запах гуано летучих мышей. Меня, естественно, сразу тянет к изображениям на стенах, которые разительно отличаются от рисунков в Дейр-эль-Берше и в других древнеегипетских некрополях.
Я не в состоянии отличить Эхнатона от Нефертити из-за невозможности определить, где мужчина, а где женщина. У вырезанных на камне фигур вытянутые головы и круглые животы, как у андрогенных богов – создателей Древнего Египта. Там же изображены и дочери Эхнатона, внешне напоминающие инопланетных пришельцев, которые навеки застыли в момент создания. В ритуальных храмах и отдельных гробницах представлены лишь изображения дочерей Эхнатона, поскольку бог-создатель мог иметь столько женских олицетворений, сколько ему было угодно. И все же, как только появлялся другой представитель мужского пола, первобытные часы снова шли вперед.
Внезапно я поняла, зачем Уайетт привел меня сюда. Эхнатон попытался повернуть время вспять.
– Дон, я ничего не сказал Ане, потому что сперва хотел поговорить с тобой. – (Я медленно поворачиваюсь к Уайетту лицом. Шапка его белокурых волос находится точно на уровне солнечного диска, на фоне которого изображена семья фараона, и от этого мне почему-то хочется плакать.) – Олив, оставайся со мной. Мы вместе подготовим публикацию о гробнице. Еще не поздно начать все сначала.