– Это новинка. Его все время рекламируют по радио. Называется «Псссст».
– А что два мексиканца делали в Токио?
– Да то же самое, что и я, служили в американской армии.
– Да что это за название? Так продажные женщины обращаются к мужчинам. Я бы не стала спрашивать такой товар, даже если бы его раздавали бесплатно.
– Но если они воевали на одной стороне, то почему убили друг друга?
– Они больше всего ненавидели именно друг друга, – вздыхает Папа.
– Кто ненавидел друг друга больше всего? – встревает Бабуля.
Мама открывает глаза и обращает внимание на то, что происходит.
– Мы говорим о войне.
– Ах о войне! Я знаю о ней не понаслышке. Сразу можно сказать, кто видел войну, а кто нет, – говорит Бабуля, выдержав эффектную паузу. – По крайней мере я могу.
– Как?
– Очень просто. Это написано на лице. Что-то такое есть в глазах. Или лучше сказать, чего-то в них уже нет. Потому что они много чего видели в военное время. Ваш Дедуля, пусть земля ему будет пухом, насмотрелся всякого во время революции, и, о, я могу порассказать вам о том, чего насмотрелась я!
Бабуля ждет, что кто-нибудь примется расспрашивать ее, но никто этого не делает, лишь муха жужжит перед самым ее носом.
– А ты что-нибудь такое видел? На войне, – спрашиваю я.
– И да, и нет. Не слишком-то многое.
– Например, что?
– Например, насилие.
– Какое насилие?
– Насилие над женщинами.
– Где?
– В Японии и Корее.
– С чьей стороны?
– Со стороны варваров.
– Кого?
– Los norteamericanos.
– А почему ты не вмешивался?
– Потому что таков закон войны – победители творят что хотят.
– Но почему ты их не остановил? Почему, Папа, ведь ты джентльмен и обязан был сделать это, правильно?
– Потому что я был просто chamaco, – говорит он, используя ацтекское слово для обозначения «мальчишки». – Тогда я был просто chamaco, – повторяет он.
– Но, Папа, почему ты записался в армию, раз ты не был гражданином Соединенных Штатов? – спрашивает Тото. – Ты считал, что там из тебя сделают мужчину?
– Они схватили меня.
– Кто?
– Ну, полицейские.
– Опять все сначала. – Мама скрещивает на груди руки.
– Но как так, Папа?
– Послушай, я работал в Мемфисе, а поскольку там трудно было встретить молодых людей в штатском, они, увидев меня, тут же отвели на ближайший призывной пункт.
– Но что ты делал в Мемфисе, Папа? Разве ты жил не в Чикаго у Дядюшки Змея?
Я смотрю на Папу, на его лицо, на котором оставили свои отпечатки Севилья, Фес, Марракеш, тысяча и один город.
– По пути туда я останавливался и работал там, где для меня находилась работа, – говорит Папа. – А в Мемфисе нужен был человек в изготовляющую гробы компанию. Нужен был обивщик, который отделывал бы гробы атласом, а мне нужно было оплатить проезд до Чикаго. «У тебя есть опыт работы обивщиком? – Да, сэр, я заправлял практически всем в мастерской моего дяди. – Ну так покажи нам, что умеешь делать».
В то время я был новичком в этом деле, понимаете? Но мертвым все равно, даже если твоя обивка выглядит так, будто ты работал ногами. «Хорошо, мы берем тебя». Вот я и работал в Мемфисе, когда меня подобрала полиция и отвела в призывной пункт. А когда я добрался до своей destino, до Чикаго, меня там ждало письмо от правительства. Явиться туда-то и туда-то. Так что, видите ли, я был обязан выполнить свой долг джентльмена. В конце-то концов, эта великая страна так много дала мне.
– Великая страна, черт ее побери! Если они когда-нибудь доберутся до номера Тото, то я сама отвезу его в Мексику, – с отвращением говорит Мама. – Ты ничего об этом не знаешь, Ино, потому что не читаешь газет, но, поверь мне, все, у кого коричневые или черные лица, уже на фронте. Если тебе интересно мое мнение, то это прямо-таки правительственный заговор. Мне нельзя навешать лапшу на уши, ведь я слушаю Стадса Теркела.‡
Мемо и Лоло запевают Mi mamá me mima
[373], желая поддразнить Тото, маминого любимчика.
– Да хватит вам, идиоты! – возмущается Тото. – Заткнитесь, говорю вам!
– А что ты с нами можешь сделать? Разжаловать в рядовые ослики?
– Подождите, вот отправят вас во Вьетнам, тогда и посмотрим, смешно вам будет или нет!
– Во всем виноват Толстоморд, – говорит Бабуля, ни слова не поняв из маминой тирады, потому что Мама выпалила ее на английском. – Не знаю, как ему это удается, но Толстоморд вечно втягивает вашего отца во всякие неприятные истории!
– Какие такие истории, Бабуля?
– Он сбежал из дома, а потом подначил к этому ребенка. Так все и оказались вдалеке от меня и занимаются делом, которое, как я считаю, вовсе не их дело.
Тут Мама фыркает, но Бабуля этого не замечает или притворяется, что не замечает.
– Где я только не работал, – объясняет Папа. – В Филадельфии, Литл-Роке, Мемфисе, Нью-Йорке. Вскрывал устриц, вытирал столы, мыл тарелки…
– У себя дома он не вымыл ни одной тарелки! – словно хвастаясь, добавляет Бабуля.
– Уж это точно, – говорит Мама по-английски.
И Папа смеется-кудахчет.
– Но почему ты не остался в Филадельфии, или в Литл-Роке, или в Мемфисе, или в Нью-Йорке, Папа?
– Потому что это не было моей destino.
И я гадаю, имел ли он в виду судьбу или пункт назначения.
– А что потом? Расскажи еще cuentos
[374] из своей жизни, Папа, ну давай же.
– Но я же говорю тебе, что никакие они не cuentos, Лала, а истинная правда. Это historias
[375].
– А какая разница между un cuento и una historia?
– Ну… это разного рода ложь.
*Во время войны во Вьетнаме в 1969 году была организована специальная лотерея по призыву в Вооруженные силы США. Розыгрыш этой лотереи смерти смотрели целыми семьями: 365 пинг-понговых шариков скатывались по желобу, определяя «победителя». Даты рождения мужчин от восемнадцати до двадцати лет выстраивались в последовательность. За теми, кто входил в число первых 200 номеров, почти наверняка приходил Дядя Сэм.
† Буррола и Дон Регино Буррон – это персонажи прекрасного мексиканского комикса La familia Burrón – хроники Мехико, созданной Габриэлем Варгасом. В стране, где книги очень дороги и часто недоступны широким массам, комиксы и fotonovelas предназначаются для взрослой аудитории, в том числе для мексиканских мексиканцев и для американских мексиканцев, равно как и для мексиканских американцев и американцев, пытающихся выучить мексиканский испанский. La familia Burrón замечателен своим долголетием. Он берет начало в 1940 году и до сих пор продается в киосках по всей Мексике. Каждый вторник – или четверг? – появляется новый его выпуск. Но кто не успел, тот опоздал. Экземпляры La Familia Burrón продаются также в мексиканских продуктовых магазинах на всей территории Соединенных Штатов, хотя туда они приходят с опозданием. Так что обычной просьбой к тем, кто отправляется на юг, часто оказывается просьба привезти последние выпуски La familia Burrón!