На прикроватном столике стояла лампа, а рядом с ней – наша фотография в рамке. Я пыталась относиться к процессу отстраненно и мыслить рационально, но все же не смогла устоять и взяла ее в руки. Это была одна из моих любимых наших фотографий. Ее сделали, когда нам было восемь. Мы лежали на траве на заднем дворе, закрыв глаза, голова к голове, так что наши волосы переплелись. Солнечный свет вокруг был идеально золотым, будто в рекламе духов. Фотографию сделала мама. Она тогда думала, что мы спим, пригревшись на солнце. Мы так и не признались ей, что она ошиблась: на самом деле мы не спали, а пытались научиться общаться друг с другом без слов. Мы были так сильно сосредоточены, что не заметили, как она подошла и сделала фото.
На снимке Анна едва заметно улыбалась, а я слегка нахмурилась. Она выглядела так, словно точно знала, о чем я думаю, а я – словно пыталась перевести что-то на иностранный язык. Это было слишком – мне показалось, что сердце вот-вот разорвется. Поэтому я отложила фотографию, осторожно прислонив ее к лампе под тем же углом, как она стояла раньше, и открыла ящик стола. Там я увидела еще несколько ручек, коробочки с освежающими мятным конфетами, пару ярких картонных подставок под чашки – иронично, учитывая, что она, как и папа, постоянно забывала ими пользоваться. И больше ничего.
У нее в шкафу я тоже не нашла ничего примечательного – только мятый свитер в синюю полоску, с капюшоном. Сначала я никак не могла понять, откуда он взялся. Он казался знакомым, но не принадлежал ни мне, ни Анне. Я рассмотрела его поближе. Потом я вспомнила, как Анна вернулась с занятий бегом несколько недель назад, вся промокшая из-за неожиданного ливня, а следом за ней в дом ввалилась смеющаяся Лили. На ней как раз и был этот свитер. Наверное, Анна повесила его сушиться, а потом забыла об этом. Я подумала, что нужно будет потом отдать его Лили.
Скрестив ноги, я уселась на полу с рюкзаком Анны. Сначала я вытащила ее тетради в поисках хоть чего-нибудь полезного. В первых трех были только школьные записи и какие-то абстрактные зарисовки, а четвертая – тетрадь по английскому – выглядела более многообещающе. На последних страницах Анна переписывалась с Лили. На одной из них Лили написала целую оду своему парню, Чарли («Правда же, у него такие ресницы – целый километр длиной! Такой милашка! А в пятницу он мне цветы подарил! Цветы!»). Я старалась не представлять себе, как улыбалась Анна, когда читала эту записку.
Дальше Лили написала: «А тебе кто-нибудь нравится? Вот бы нам всем сходить куда-нибудь – будет так прикольно!»
К несчастью, Анна ответила коротко: «Я подумаю».
«Ладно, – написала Лили. – Но думай побыстрее, а то у меня целый список кандидатов для тебя».
Я перевернула страницу, но дальше записей не было. Еще через два листа переписка возобновилась.
Лили: «Боже, полкласса спит, а ты так внимательно слушаешь. Вам с мистером М. лучше бы уже уединиться».
Анна: «Не смешно».
Лили: «Расскажи мне о великих книгах, ах ты мой очкастенький красавчик. Рассказывай мне о них медленно».
Анна: «Идиотка».
«Это точно», – подумала я. Больше в их переписке не было ничего примечательного – в основном нытье о том, что на улице становится слишком холодно, домашних заданий слишком много, а от занятий бегом болят ноги. Я подошла к книжной полке. У меня книги были расставлены по жанрам, а затем по алфавиту, по фамилии автора. У Анны они, похоже, стояли совершенно бессистемно.
На самой нижней полке лежали листы бумаги, сложенные в несколько раз. Я аккуратно развернула их и узнала почерк Анны. Это были стихи. Я видела, как она сидит на трибунах, ожидая начала тренировки, с блокнотом на коленях. Как она пишет, а потом останавливается, обдумывая следующее слово. Я думала, она готовится к урокам или, может, пишет рассказ.
Стихи были о природе. О том, как меняется цвет листьев, как погода обещает снег, как шуршит под ногами сухая трава, как пахнет сырая земля. Все, кроме последнего. Последнее было не о природе. Оно было о каком-то человеке. Оно было о любви. И хотя в нем недоставало конкретных деталей, вроде имени или описания внешности, было очевидно, что оно посвящено кому-то, кого она хорошо знает. И что отношения с этим человеком продолжались уже некоторое время. А я совсем ничего об этом не знала.
Глава 6
Нужно было принять решение. Зеленый свитер? Нет, его она надевала для общей фотографии с классом. Серая водолазка? Нет, ее она постоянно одалживала у меня. Наверное, водолазка даже пропахла теми мятными конфетами, которые она постоянно жевала. Я поднесла водолазку к лицу и вдохнула. Точно, мята. Было сложно заставить себя положить ее на место.
Сегодня я впервые собиралась вернуться в школу после четырехнедельного отсутствия, и мне показалось, что важно надеть что-то, что не будет слишком сильно ассоциироваться с Анной. Через несколько дней после похорон я уже совершила эту ошибку – надела ее красный свитер, и мама расплакалась, как только меня увидела. Я и забыла, что она связала его для Анны, что они вместе выбирали узор и нитки. Мины были заложены повсюду, и я то и дело натыкалась на них.
В итоге я выбрала джинсы, футболку с длинными рукавами и темно-синюю толстовку. Насколько я помню, Анна никогда не надевала эти вещи. С ними не было связано никаких воспоминаний. И это было хорошо, потому что сегодня мне были не нужны воспоминания. Я собиралась поговорить с Лили, и в этот раз она не отвертится. Я и так ждала слишком долго.
* * *
Мы с Анной сами готовили себе еду в школу с тех пор, как нам исполнилось девять, но сегодня утром мама сказала, что все для меня приготовит, и даже предложила подвезти меня до школы, хотя раньше я всегда ездила на автобусе.
– Наверное, так будет проще, – предложила она, пытаясь поймать мой взгляд. – Если хочешь, я и забрать тебя смогу. Уйду с работы пораньше…
Хотя я понимала, что она предлагает мне это совершенно искренне, я не могла отделаться от мысли, что она таким образом пытается убедиться, что я в порядке. Как тогда, когда они с папой предложили мне пообщаться с психологом, от чего я вежливо, но твердо отказалась. Так что я покачала головой.
– Спасибо, не надо.
* * *
Забираясь в школьный автобус, я пожалела о своем решении. Стоя рядом с водителем, я чувствовала тяжесть взглядов, обращенных на меня, а также тяжесть взглядов, обращенных от меня. Люди старательно делали вид, что за окном или у них на коленях обнаружилось что-то невероятно интересное. Несколько человек слабо улыбнулись мне. Было наивно думать, что выбор одежды оградит меня от ненужного внимания, ведь достаточно и того, что мы с Анной похожи как две капли воды. Я забралась на первое попавшееся свободное сиденье.
В школе я пробиралась сквозь толпу учеников, не поднимая взгляда. Я уже почти дошла до кабинета, где должен был быть первый урок, и тут я увидела шкафчик Анны. Его было почти не видно за горой наваленных перед ним расписных крестов, гвоздик и плюшевых животных всевозможных оттенков розового. Застыв на месте, я смотрела на эту картину. Глубоко внутри, в горле, зарождался звук. В нем в равных пропорциях соединялись горе и ярость. Я развернулась и пошла прочь.