Ранним утром Анна спрятала бутылки в свой шкаф, чтобы родители их не нашли. Она сказала, что вынесет их в мусорку позже, когда накопится достаточно других бутылок, чтобы эти две не выделялись. Я предложила, что сделаю это сама, уверенная, что у нее вылетит из головы, но она убедила меня, что не забудет. Но она, конечно, забыла.
* * *
У мамы подпись четкая и ровная – в ней прекрасно различима каждая буква. Папина вытягивалась в почти ровную линию с парой маленьких изгибов посередине, словно у него просто дрогнула рука. Именно его подпись я подделала на форме запроса результатов вскрытия. В оставшихся пунктах запроса я изо всех сил старалась воспроизвести его почерк, похожий на едва читаемые каракули. Всюду, где было нужно, я поставила галочки резкими, быстрыми движениями – раньше я видела, как он это делает.
Хотя я не считала, как Лорен, что полицейские – некомпетентные сволочи, я была уверена, что умнейшими людьми города их уж точно не назвать. К тому же они чуть не потеряли вещи Анны, поэтому они могли неправильно прочесть или интерпретировать результаты токсикологии, исходя из неверных предположений. Возможно, они просто проглядели отчет и пришли к наиболее очевидному выводу – к тому, который хорошо согласовывался с тем фактом, что они уже нашли в комнате бутылки. Таким образом, потеря координации могла стать причиной падения.
Я должна была увидеть копию отчета о вскрытии своими глазами, чтобы убедиться, правду ли сказали мне родители. Так что я отправлю запрос, который скачала с сайта окружного бюро судебно-медицинской экспертизы, и буду ждать ответа.
Тем временем я заново обдумала все свои предположения о смерти Анны. Как и все остальные, я считала, что Анна упала, когда пыталась выбраться из дома через окно. Но если у нее в крови был алкоголь той ночью, история должна была выглядеть совершенно иначе: она без проблем покинула дом… а вот забраться обратно в комнату ей не удалось. А значит, какой-то промежуток времени ускользнул от моего внимания. Промежуток, когда Анна была где-то вне дома, живая, пока я спала. Когда она была с кем-то. Когда все и случилось.
Я хотела вести себя ответственно хотя бы в чем-то. Медсестра, с которой я встретилась в клинике, называла меня «дорогая» и смотрела добрыми глазами, когда отдавала мне коробочку с образцами противозачаточных таблеток. Наверное, я разглядывала эту коробочку с очень грустным видом, потому что медсестра задала вопрос, ответить на который было очень просто: «Он хорошо с тобой обращается, этот твой парень?» Я не знала, что на это сказать. Не знала, как объяснить, что он обращался со мной не вполне хорошо и уж точно не был моим парнем.
Глава 42
В следующую субботу команда по легкой атлетике участвовала в первых соревнованиях сезона. Мне предстояло бежать стометровку. Длинные дистанции подразумевают наличие стратегии. Все зависит от того, какое решение ты примешь: вырваться ли в лидеры с самого начала или притормозить, чтобы сэкономить энергию для рывка на финальном отрезке. А стометровка требует чистой скорости – размышления о стратегии только помешают.
Мне досталась четвертая дорожка. Спортсменка слева от меня медленно и с хрустом разминала пальцы рук, не обращая внимания на мой сердитый взгляд. Она покончила с одной рукой и принялась за другую. Надеюсь, она споткнется и приземлится лицом на дорожку и еще заработает ранний артрит на всех суставах своих пальцев.
Потом я отбросила размышления о ней и ее, как я надеялась, малоприятном будущем, и принялась сосредоточенно глубоко дышать. Я могу это сделать. У меня все получится.
– На старт!
Вдох. Выдох.
– Внимание!
Вдох. Выдох. Выстрел стартового пистолета. Мои подошвы ударили по дорожке. Раз, два. Раз, два. Раз-два, раз-два. Руки двигались взад-вперед, ноги несли меня по дорожке, а тело следовало за ними.
У меня все получится.
Я едва осознавала, что рядом бегут другие, но они меня не волновали – я сосредоточилась на собственном беге. Раз-два, раз-два, раз… Я пересекла финишную черту первой. Остановилась, чувствуя, как слегка кружится голова.
– Отличная работа, Джесс! – крикнул папа с трибун.
Мама держала его за руку и широко улыбалась мне.
Я была рада, что они пришли, что они это увидели. Сара и еще несколько моих подруг по команде радостно закричали, а Лорен выглядела недовольной – значит, я точно достигла успеха.
Когда я шла к трибунам, мистер Мэтьюс улыбнулся мне и подставил ладонь, чтобы дать пять. Я помедлила. Не придумав, как избежать прикосновения, не привлекая лишнего внимания, я быстро хлопнула по его ладони и поспешила на свое место, чтобы сесть рядом Сарой.
– Поздравляю, – сказала она. – Твои родители очень милые – они в таком восторге.
– Спасибо, – ответила я. – А твои пришли?
– Папа здесь.
– А мама нет?
– Нет, она договорилась поужинать с какой-то своей подругой или типа того. – Она нервно рассмеялась. – Наверное, это и к лучшему. Когда она приходила на соревнования в последний раз, то отвела меня в сторону после и сказала, что мне следует быть поосторожнее, а то она заметила, что бедра у меня становятся «крупными».
Я посмотрела на ее бедра. Они выглядели сильными и мускулистыми. Крупными я бы их не назвала.
– По-моему, нормальные.
– Ага, конечно, но она-то возомнила себя специалистом по женским бедрам.
Я покачала головой, вспоминая последнюю встречу с ее мамой – худощавой женщиной с идеально уложенными волосами. Она выглядела прекрасной, возвышенной и такой худой, что казалось, словно сильный порыв ветра мог сдуть ее с места. Потом я подумала о своей маме, она всегда говорила нам с Анной, какие мы красивые и как она нами гордится. Мы смеялись, корчили глупые рожи и спрашивали: а теперь? Теперь мы красивые? Теперь ты нами гордишься? И она всегда говорила «да».
Сара вздохнула.
– Самое печальное, что иногда я смотрю на нее и думаю: она такая чертовски красивая, так, может, это стоит всех ее заморочек – диет, странных зеленых протеиновых коктейлей, бесконечных увлажняющих кремов. Но потом мне становится страшно, что она затянет в это и меня. И тогда я начну заботиться о себе так же, как она. Мне страшно, что однажды я променяю свою подводку для глаз на ее дурацкую коралловую помаду, а потом пройдет двадцать лет и – бум! Я возношу хвалы бикрам-йоге и каждый день торчу перед зеркалом больше часа, чтобы придать лицу «естественный» вид.
– Мне нравится твоя подводка для глаз, – сказала я. – Она делает тебя воинственной.
Улыбнувшись, она закатила глаза, хотя я была права – с таким макияжем она выглядела жесткой и напористой, совсем как амазонка. Мы немного помолчали, а потом я подняла тему, о которой раздумывала последние несколько дней:
– Если бы ты собиралась пойти с кем-нибудь куда-нибудь, куда бы ты пошла?