Красивые вещи - читать онлайн книгу. Автор: Джанелль Браун cтр.№ 59

Выражение лица Лахлэна мне совсем не нравится. Он словно бы собирается съесть особо соблазнительную конфетку.

Я снова отпиваю вина из горлышка:

– Не могли бы мы поговорить о нашем плане?

А каков план? – спросите вы.

В нашем багаже, под стопкой книжек и моим старым ковриком для занятий йогой, десяток крошечных скрытых камер. Каждая из них размером со шляпку шурупа, но при этом они способны передавать видео с высоким разрешением из Стоунхейвена на наши лэптопы в коттедже, то есть на расстояние в несколько сотен ярдов. То, что прежде было передовой технологией, теперь можно приобрести всего за сорок девять долларов и девяносто девять центов.

Камеры мы планируем установить в неприметных местах внутри Стоунхейвена, чтобы следить за передвижениями Ванессы и в результате обнаружить местоположение сейфа. Скорее всего, сейф должен находиться в ее спальне, а может быть, в библиотеке или кабинете. Чтобы проникнуть в эти комнаты, нам понадобится какой-то предлог. И чем ближе мы сойдемся с Ванессой, тем проще будет это сделать.

Не сказать, что внутри Стоунхейвена нет других особо ценных предметов. Взять хотя бы одни только старинные напольные часы на площадке парадной лестницы. Продать их – и хватило бы на шесть упаковок лекарства для моей матери. Но пока не нашелся Эфраим, у нас нет скупщика антиквариата. Деньги в сейфе Ванессы намного предпочтительнее. Их и похитить легче, и сбыть проще.

Как только мы обнаружим сейф, выясним, каково его содержимое и изучим систему безопасности, мы покинем коттедж и на время растворимся в пространстве. Поселимся где-нибудь неподалеку и будем выжидать. В это время в домике смотрителя будут сменять друг друга жильцы, а мы сотремся из памяти Ванессы и заметем свои следы в Интернете. А потом, недель шесть спустя, может быть ближе к Рождеству, если Ванесса отправится навестить брата, мы явимся сюда и заберем все.

Я закрываю глаза, и перед моим мысленным взглядом предстает знакомое зрелище: темный сейф и пачки зеленых банкнот, скрепленных бумажными лентами и излучающих обещания. Очень многое зависит от удачи, конечно, – от того, что не изменился код, и от того, что наличные там по-прежнему хранятся. Но одно я знаю точно: Либлинги параноидальны и ленивы. Я помню, как Бенни говорил о деньгах в сейфе так, словно всем и каждому должно быть понятно, что заначка, выражающаяся в семизначной сумме, нужна любому человеку. Уильям Либлинг наверняка передал детям свои неврозы по наследству. В конце концом, вместе с генами мы все наследуем привычки своих родителей – как хорошие, так и плохие.

Я позволяю себе представить, что еще мы можем обнаружить в сейфе, как только откроем его. Золотые монеты? Драгоценности? Бриллианты, которые я видела на шее Джудит Либлинг на фотографии, сделанной во время открытия сезона в опере Сан-Франциско? Наверняка эти украшения достались Ванессе по наследству вместе со всей коллекцией драгоценностей матери. Скорее всего, они тоже хранятся в сейфе, лежат в выстланных бархатом шкатулках рядом с деньгами.

«Не проявляй алчность». Может быть, один-единственный раз я смогу позволить себе нарушить собственное правило?

Мы с Лахлэном сидим, пьем вино и строим планы действий, пока не кончается вино. Мы пьяны и усталы. Мне отчаянно нужно под душ, поэтому я беру свою сумку и иду в спальню. Открываю дверь и замираю на пороге. Дальше не могу сделать ни шага.

Потому что вот она. Эта кровать. Огромное чудовище со столбиками и балдахином. Дерево без полировки за годы потускнело, но все равно кровать великолепна и годится для принцессы. Возможно, она и годилась для принцессы когда-то, но для меня это была та самая кровать, на которую мы ложились с Бенни, и он стаскивал с меня джинсы. Он неумело, неуклюже возился, стягивая штанины с моих лодыжек. А я в это время лежала и смотрела на картину на стене. Да, это была та самая кровать, где я ждала, когда он разденется сам, и мое тело дрожало от страха и желания и еще каких-то незнакомых эмоций, которым я не могла дать название.

Бедный Бенни. Бедная я.

Я гадаю, что бы Бенни подумал обо мне, если бы увидел меня сейчас. Скорее всего, ничего хорошего, но вряд ли он вообще вспоминал меня хоть раз после того, как пламя щенячьей любви угасло, а его родные популярно объяснили ему, кто я такая.

Лахлэн подходит ко мне сзади. Я чувствую, как его дыхание касается мой шеи.

– Навевает воспоминания? – спрашивает он.

– Да.

Я не в настроении развивать эту тему, потому что в моем нынешнем любовнике – взрослом, таком современном и лукавом, таком пропитанном коварством – я вижу словно бы упрек той, первой, наивной любви, кратко пережитой мной в этом домике. Вот каким человеком я стала. Я незнакомка для той Нины, которая когда-то трепетала от страсти в объятиях худенького подростка. Нет, та Нина, которой я стала, никогда не бывала в этом домике.

Лахлэн, оставаясь у меня за спиной, обнимает меня, обхватывает мою грудь, прижимает меня к себе.

– А я потерял девственность с моей нянькой, – шепчет он мне на ухо. – Мне было тринадцать, а ей семнадцать.

– Боже! Это же совращение малолетнего.

– Теоретически, наверное, да. Но тогда мне показалось, что это самое грандиозное, что когда-либо случалось со мной. К тому моменту я уже несколько лет видел во сне ее шикарную грудь. Милашка Эмма. Из-за нее я долго влюблялся в женщин старше себя.

Я поворачиваюсь в его объятиях. Меня изумляет грусть в его голосе. Но он скорее весел, чем печален.

Лахлэн смеется, глядя на меня, целует меня в лоб и опускает подбородок на мои волосы:

– Но конечно, молодые женщины тоже милашки. Не переживай.

А я не в первый раз задумываюсь – не было ли у него романа с моей матерью? Он на десять лет старше меня и на десять лет моложе ее, а одному Богу известно, сколько молодых мужчин моя мать совратила за годы. Но спросить у Лахлэна об этом я боюсь.

Именно Лахлэн нашел мою мать три года назад без сознания в ванной. Он заехал за ней, чтобы они вместе отправились играть в покер, а она валялась в ванной, и ее голова была разбита о край раковины. Лахлэн отвез мою мать в больницу, где ей наложили швы, после чего сделали МРТ головы и оставили на обследование. Моя мать и Лахлэн планировали какое-то шулерство, но какое – они мне не сказали. Из их задумки все равно ничего не получилось. А у матери обнаружили рак.

Я бы ничего об этом не узнала, если бы Лахлэн не попросил у матери мой номер телефона и не позвонил мне. В тот момент он был для меня просто бестелесным голосом в телефонной трубке. Голосом с едва заметной картавостью.

«Думаю, вы нужны вашей матери здесь, – сказал он. – У нее рак. Но она слишком упряма, сама просить не станет. Не хочет вторгаться в вашу жизнь».

В мою жизнь. Не знаю, что моя мать наговорила ему про то, чем я занимаюсь в Нью-Йорке. Она до сих пор представляла себе мое Прекрасное Будущее, но на самом деле, ничего такого в моей жизни не было. Закончив третьесортный колледж и получив диплом бакалавра искусствоведения, а также счет с шестизначной суммой студенческого кредита, я отправилась в Нью-Йорк, думая, что найду там работу в каком-нибудь аукционном доме или в галерее «Челси» либо в какой-нибудь некоммерческой организации в области культуры. Оказалось, что такой работы очень мало и что берут на такие должности кандидатов с реальными связями – родителями в совете музея, друзьями семьи – знаменитыми художниками, влиятельными менторами из университетов «Лиги плюща». А я сумела найти только одну работу – должность третьего ассистента дизайнера интерьеров, занимавшегося переустройством роскошных вилл в Хэмптонс.