– Черт побери, я себя сама создала! Я все это сделала сама!
Правда, выкрикивая эти слова в микрофон телефонной трубки, я с чувством вины вспоминала об ожидающем меня на письменном столе в Манхэттене чеком на выплату ежемесячной прибыли.
– И что? Твоя мамочка считает, что ее сыну не стоит появляться в компании с наследницей трастового фонда? Нельзя, чтобы видели, как он с ней летает на частных самолетах? Но при этом денежки моего отца она бы для своей кампании взяла глазом не моргнув? Лицемерка. Разве ты не видишь? Люди на нас злятся… при том, что в мгновение ока поменяли бы свою жизнь на нашу, будь у них такая возможность. Они хотят быть нами, они убили бы кого-нибудь, лишь бы оказаться на борту частного самолета. Как думаешь, почему у меня полмиллиона последователей?
– Как бы то ни было, Ванесса. – Виктор вздохнул. – Дело не только в моей матери. А если я тоже решу пойти в политику? Я об этом уже какое-то время думаю. Твоя работа, твоя жизнь… Они мне кажутся… мелкими. Пустыми.
– Я создала сообщество, – пылко возразила я. – Сообщества – это важная часть жизни людей.
– Как и реальность, Ванесса. На самом деле никого из этих людей ты не знаешь. Они только говорят тебе, какая ты восхитительная. Во всем этом нет ничего подлинного. День за днем происходит предсказуемое позерство – вечеринки, показы мод… «О-о-о-о-о, как она великолепно выглядит, сидя на ступеньках этого четырехзвездочного отеля!» Стереть, повторить.
Эти слова были неприятно близки к истине.
– И что теперь? – выпалила я. – Ты работаешь в сфере финансов, Виктор. Так что не говори мне о том, что такое «мелко». Значит, если я не буду мелькать на фотках, ты каким-то образом станешь просвещенным человеком? Бросишь свою работу и начнешь строить сортиры в Мозамбике?
– На самом деле… – Виктор кашлянул. – Я только что записался на курс медитации.
– Да пошел ты! – выкрикнула я и швырнула мобильник через всю комнату.
А потом сняла с пальца помолвочное кольцо и бросила его туда же, куда улетел телефон. Кольцо закатилось в угол, а когда несколько дней спустя я решила его найти, оно исчезло бесследно. Я была почти уверена, что кольцо забрал кто-то из уборщиков.
«Вот и хорошо, – подумала я. – Пусть забирают».
На следующей неделе было зачитано завещание отца. Ясное дело, папа не завещал Стоунхейвен моему брату. Как он мог оставить поместье тому, кто поклялся спалить его дотла?
Нет, теперь дом становился моей обузой. Барахло пяти поколений моих предков, наследие Либлингов. Теперь я стала хранительницей всего этого.
Но вскоре я поняла, что Стоунхейвен – это еще и подарок. Потому что когда я возвратилась в Нью-Йорк, я не сумела найти в себе энтузиазма для прежней, «победной» жизни. Вместо организации поездок и фотосессий я заперлась у себя в квартире, стала питаться джелато
[78] с подсоленной карамелью и без перерыва смотрела сериалы на канале Netflix. Мои публикации стали все реже, а перерывы между ними – все более длительны. Золотое правило инфлюенсинга гласит: «Не огорчай свою аудиторию», а у меня не было сил улыбаться. Саския, Трини и Майя посылали мне встревоженные сообщения: «Ты что-то совсем мало постишь – ты в порядке?», «Что происходит? Волнуюсь за тебя. Целую» и так далее, но из их каналов я конечно же прекрасно знала, что они продолжают свою жизнь без меня. Новая девушка – двадцатиоднолетняя швейцарка по имени Марсель – заняла мое место в самолете и вместе с остальными полетела в Канны.
Мистер Багглз попал под такси по дороге в Брайент-парк.
Мои поклонники начали сердиться на отсутствие публикаций, а потом и вовсе перестали следить за мной. Все чаще вместо купания в хвалебных комментариях к моим постам я стала натыкаться на неприятные и даже ужасные, типа «Проваливай, сучка», «Где же твое кольцо – кинули тебя, да?», «Ха-ха. Думаешь, ты крутая, потому что богатенькая? А что же ты не продала то уродское платье и не пожертвовала деньги детишкам беженцев?»
В социальных сетях так – или все, или ничего. Либо цветистые восторги, либо возмущение и злоба шантажистов или троллей. Культура подписей к фотографиям и комментариев при всей их краткости оставляет нечто между строк, именно там и можно найти настоящую жизнь. Поэтому я понимала, что не стоит обращать внимание на эту пустую шумиху, поднятую теми, кто не знал обо мне толком ничего, но поделать с собой ничего не могла. За что они так проклинали меня, совершенно незнакомого человека? Неужели они думали, что я на своих высотах дышу таким разреженным воздухом, что не чувствую боли?
С каждым новым оскорблением до меня доносилось эхо слов Виктора: «Твоя работа, твоя жизнь… Они мне кажутся… мелкими. Пустыми». Я вспоминала взгляд отца в тот момент, когда я рассказала ему, чем занимаюсь. «Это не карьера, булочка, это просто блестящая игрушка, которая очень быстро состарится и потускнеет».
Возможно, они оба были правы.
И все же я не могла не гадать: неужели люди становились моими последователями только для того, чтобы потом меня возненавидеть? У меня ведь и в мыслях не было становиться олицетворением привилегий. Всем этим я занималась исключительно потому, что это приносило мне удовольствие. Я была довольна собой. Но я посмотрела на горы одежды у себя в гардеробной, на ни разу не надетые платья с пятизначными ценниками, и мне стало худо. Как я превратилась в такого человека? И мне стало ясно: я больше не хочу быть ей.
С «победной» жизнью было покончено. Мне нужно было уехать из Нью-Йорка и заняться чем-то другим. Но чем?
И вот однажды, бессонной ночью ко мне пришел ответ: Стоунхейвен. Я перееду туда и по-настоящему поставлю перед собой цель – стать человеком, примирившимся с миром, уравновешенным и уверенным в себе. (Время от времени я баловалась вдохновляющими цитатами на эту тему на своем канале, чтобы заполнять паузы (А вот и вдохновляющий лозунг дня, ребята! #матьтереза #безмятежность #доброта). Я вдохну жизнь в Стоунхейвен, сделаю его вновь обитаемым и привлекательным – домом, в который когда-нибудь захотят приезжать мои дети. Я смогу там все переделать или, по крайней мере, сделать косметический ремонт. Уберу тени трагедии, начну историю Либлингов заново! И кстати, бонус: это сможет стать абсолютно новой историей для социальных сетей: «Ванесса Либлинг переезжает в фамильное поместье на озере Тахо, чтобы найти себя».
Я позвонила Бенни, чтобы рассказать ему о своих планах. Он долго молчал.
– Ты же понимаешь, я не стану к тебе туда приезжать, Ванесса. Я не смогу там жить.
– Приезжать к тебе буду я, – ответила я. – К тому же это ненадолго. Пока я не придумаю, что делать дальше.
– Ты ужасно импульсивна, – сказал мой брат. – Ты хоть на секунду задумайся. Это просто кошмарная идея.