И все-таки… Я выгружаю сумки из своей машины, и на глаза мне попадается новенький BMW – подарок, который я сделала мужу в порыве чувств, желая его утешить. Почему я так робею, почему так боюсь рассказать ему, что я вовсе не так богата, как он думает? Опасаюсь, что он перестанет меня так сильно любить? Не поверит, что мы с ним одного круга? Потому что я до сих пор переживаю: если я не буду Ванессой Либлинг, богатой наследницей, то стану никем?
Я сажусь на переднее сиденье BMW и вдыхаю аромат Майкла, впитавшийся в кожу обивки сидений за время его поездки в Орегон. Ключи он оставил в зажигании – это скорее знак доверия, нежели лени. Я включаю радио, и, к моему изумлению, из динамиков начинает звучать музыка в стиле хип-хоп. Мой муж, презирающий поп-культуру… как он тогда назвал себя?.. эстетом, вот как… и он любит слушать Кендрика Ламара
[116]? Я готова поклясться: он утверждал, что слушает только джаз и классику.
Может быть, вот этот звоночек удивления сработал на манер сонара, рисующего карту и заполняющего «белые пятна» в моем понимании Майкла. Это заставляет меня включить навигатор. Я вывожу на дисплей историю поездок и быстро пролистываю, искоса поглядывая на дверь дома. В перечне не так много адресов. Машина мало где побывала. Супермаркет, хозяйственный магазин, итальянский ресторан в Тахо-Сити, где мы вместе были на прошлой неделе, еще несколько мест в этом городке. Я понимаю, что ищу адрес Майкла в Портленде. Именно туда он первым делом должен был отправиться после переговоров в банке, поэтому я листаю историю поездок до конца.
И моя рука замирает. Пальцы словно бы бьет электрическим током. Первый адрес, по которому мой муж отправился на новой машине, вовсе не Орегон.
А Лос-Анджелес.
Глава тридцать первая
Ванесса
Неделя шестая
– Что ты делал в Лос-Анджелесе?
Майкл застывает на пути в кухню, с утренними газетами под мышкой. Его волосы припорошены снегом. У него появилось новое занятие по утрам. Он едет по шоссе до супермаркета и покупает там пачку газет, которые в итоге валяются по всему дому, прочитанные наполовину. Я успеваю заметить, что одна из газет – «Лос-Анджелес Таймс».
Майкл осторожно кладет газеты на кухонный островок, рядом со вчерашними газетами и тарелками, оставленными здесь после вчерашнего ужина. Ужинали мы, разогрев замороженную пиццу. Ни у меня, ни у Майкла не было желания мыть посуду, а домработница приходила не каждый день.
– Лос-Анджелес? – произносит Майкл так, словно речь о каком-то экзотическом острове. – С чего ты взяла, что я был в Лос-Анджелесе?
– Увидела в истории твоей поездки в машине. Это был самый первый адрес, который ты посетил.
Лицо Майкла покрывается лиловыми пятнами. Он злобно смотрит на меня, стиснув зубы.
– Это что же такое, Ванесса? Ты шпионишь за мной? – Он обходит кухонный островок и останавливается около меня – слишком близко. Его грудная клетка от возмущения тяжело вздымается и опускается. – Мы женаты всего месяц, а ты уже успела превратиться в ревнивую жену? Что дальше? Начнешь читать мои эсэмэски и мейлы? Черт побери!
Майкл сжимает и разжимает кулаки. Его руки дрожат так, словно ему не терпится пустить их в ход.
– Майкл, ты меня пугаешь, – говорю я шепотом.
Он опускает глаза, смотрит на свои кулаки и разжимает их. Я вижу белые полумесяцы в тех местах, где его пальцы вдавливались в ладони.
– А ты пугаешь меня. Я думал, у нас особые отношения, Ванесса. Господи, что случилось с доверием?
– Ну, конечно, у нас особые отношения. – Что же я наделала. Я переступаю через себя и принимаюсь извиняться: – Нет, клянусь тебе. Я не шпионила. Я по ошибке наткнулась на эту историю поездки… Просто… я не поняла, ведь ты сказал, что едешь в Портленд… а навигатор показал Лос-Анджелес.
Майкл тяжело дышит.
– Я был в Портленде.
– Но Портленда нет в твоем маршруте…
– Потому что мне не нужен навигатор, чтобы ехать в Портленд! Я знаю, черт побери, как добраться до собственного дома.
Он по-прежнему возвышается надо мной, и я кажусь себе крошечной в облаке его ярости. И я думаю: «Если я совсем разозлю его, он может уйти, и я опять останусь совсем одна».
– Ладно, – говорю я, ненавидя себя за то, как жалко звучит мой голос. – Но я все равно не понимаю, при чем тут Лос-Анджелес в истории твоего маршрута.
– Бог мой, Ванесса. Я. Не. Знаю.
Он плюхается на табуретку и закрывает лицо руками. Я беспомощно встаю рядом с ним. Неужели я все разрушила? В кухне тихо, слышно только тяжкое дыхание Майкла.
И вдруг он поднимает голову, смотрит на меня и улыбается. Берет меня за руку и усаживает к себе на колени:
– А знаешь что? Может быть, машину произвели в Лос-Анджелесе? А оттуда переправили в Рино. И тот адрес, что ты видела, это, наверное, дилерская контора в Лос-Анджелесе, вот так.
– О… – Облечение накатывает волной. – Ну да, в этом есть смысл.
Майкл смеется:
– Глупая ты моя гусыня. А ты что подумала? Что у меня любовница в Лос-Анджелесе? Что я веду двойную жизнь? – Он проводит рукой по моей щеке и качает головой.
И правда, о чем я только думала? Что Нина в Лос-Анджелесе и он поехал ее разыскивать? Что он вернулся с горой своих вещей, которые, быть может, никогда не находились в Портленде? И это означало бы… что, по крайней мере, часть его истории – вранье?
Но я предпочитаю его версию событий, хотя она и кажется мне чуть слишком притянутой за уши.
Я накрываю его руку своей и прижимаю теснее к своей щеке:
– Я не так много о тебе знаю, понимаешь? Мы до сих пор мало знакомы.
– Моя Ванесса, мы знакомы по-другому. – Он приподнимает пальцами мой подбородок, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. – Я от тебя ничего не скрываю, любовь моя. Я для тебя – открытая книга, клянусь. Если тебя что-то беспокоит, просто спроси. Только тайком не подсматривай, ладно?
– Не буду, – обещаю я и утыкаюсь носом в шею Майкла – мне кажется, что нет места на свете безопаснее.
А он снова приподнимает пальцами мой подбородок и целует меня, а потом берет на руки и несет наверх, в спальню. Вот так. Вопрос закрыт. Мы оба рады идти по жизни дальше.
Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо.
Мы смешиваем мартини, готовим ужин, болтаем насчет планов на завтра – канун Нового года. Решено: мы уедем из дома, ради разнообразия, и отправимся в какой-нибудь хороший ресторан. Все меняется, начинается что-то новое. Мы готовы выбраться из кокона в большой мир. Мы улыбаемся, смеемся, предаемся любви, и все прекрасно.