— Кэссиди, при обычных обстоятельствах…
— Какие же это обычные обстоятельства, если он говорит правду?
— То есть ты не собираешься сдаваться? Верно?
— Если хочешь вырасти настоящим журналистом, надо научиться избегать предположений. Избегать поспешных заключений. Если кого-то арестовали за преступление, это еще не значит, что он совершил его.
— Это точная цитата?
— Я должна свериться со своими записями, прежде чем опубликовать ее.
— Я создал монстра журналистики.
— В стремлении поддержать невиновность, — улыбнулась в ответ Кэссиди.
— Хорошо. Допустим, я удержусь на работе. Что ты предлагаешь делать дальше?
— Проверить этого стукача и узнать, в чем дело.
— А дальше?
— Еще раз проверить оставшихся подозреваемых.
— Вообще-то не думаю, что они еще остались.
— А как же Скотт Стовер? Тот самый завхоз, с которым Даллас Уокер постоянно ругался из-за проблем с отоплением в классе?
— Да уж, проведя в том кабинете целый год, я сказал бы, что он был прав, — согласился мистер Келли. — Но на момент исчезновения Стовер лежал с порванной коленной связкой и получал компенсацию за травму. Третья группа только что сдала отчет.
— Но есть же еще тетя… то есть Джорджина Фордэм!
— Несмотря на ее любопытную потребность везде совать свой нос, у нее нет настоящего мотива.
— Ладно, мы пока не обнаружили его.
— Кто там у нас еще?
— Что вы скажете по поводу нового интервью, где Миранда Дэрроу упомянула о вспыльчивости и психической неуравновешенности Сильви Монтгомери?
— Неплохая зацепка, но никто так и не нашел Сильви.
— Разве у вас нет парочки тонких приемов, которые мы еще не использовали? — удивленно спросила Кэссиди. — Из тех, что известны только профи?
Мистер Келли шумно вздохнул.
— Я воспринимаю это как положительный ответ, — быстро заключила она.
Глава 55
Обратный путь в Сент-Луис сопровождался маревом размытого асфальта, перекрестков и знаков со стрелками, указывающими на неведомые новые пути.
Йена обуревало желание развернуться и заблудиться, но, заехав в гараж и войдя в дом, он понял, что есть только один путь.
Энди встретила его на кухне холодным поцелуем. Стол уже был прибран после ужина, но она оставила ему еду на тарелке, завернутой в фольгу.
— Где двойняшки? — спросил Йен.
— Наверху, делают уроки.
— Шэрон Лизандер поведала мне, что письма о приеме уже в пути.
— Мы получили их сегодня, — сообщила Энди, показывая на два конверта с эмблемой Гленлейка на столике буфетной. — Мне подумалось, что мы откроем их вместе. Может, у нас будет причина кое-что отпраздновать…
— Какой смысл праздновать заранее известное решение?
Он заметил, как она поморщилась от его тона.
— Что случилось, Йен?
— Почему бы тебе самой не рассказать мне? — спросил он, направляясь к себе в кабинет и зная, что она последует за ним. А потом закрыл дверь и добавил: — И для начала, может, расскажешь, что с твоим желудком?
— С моим желудком? — Она казалась искренне озадаченной.
— Короче, то хроническое заболевание, что заставило тебя запросить в архиве медицинские записи, когда ты забирала Кэссиди на День благодарения.
На лице Энди проявилось понимание, но он не знал, как интерпретировать сменившее его уныние.
— Если у тебя проблемы с пищеварением еще со школы, то, кажется, пора бы уже разобраться с ними.
— Я выдумала их, — тихо призналась она, избегая его взгляда.
Йен сложил на груди руки, выразительно побуждая ее продолжить объяснения.
— Я беспокоилась из-за этого расследования. О том, что Кэссиди может узнать… ну, она все равно узнала. Я же не думала, что тебе известно о Далласе, и хотела убедиться, что в тех записях не осталось ничего, что могло бы привести к раскрытию правды.
— Какое отношение к этому могут иметь твои старые медицинские карты?
— Ну в любом случае их больше не существует.
— Это не ответ, — он уже еле сдерживал ярость. — Что, черт побери, ты еще скрываешь от меня?
— Я могу спросить тебя то же самое, — огрызнулась Энди.
— Не сваливай все с больной головы на здоровую!
— Я все время следила за расследованием, — вызывающе возразила она, — и скрывала то, что подключалась к компьютеру Кэссиди в течение нескольких месяцев, изучая доказательства, собранные этим семинаром журналистики.
— И зачем же?
— Когда я впервые увидела фото машины Далласа на родительских выходных, то поняла, что должна защитить нашу семью. — Она помедлила. — Нас. Тебя.
В ее «айфоне» загудел рингтон текстового сообщения.
— Ты не собираешься отвечать, надеюсь? — спросил Йен, с недоверием наблюдая, как она вытащила телефон из заднего кармана.
— Естественно, не собираюсь, — резко бросила Энди и вдруг воскликнула: — О боже! Это Сильви.
— Монтгомери? С чего вдруг она решила связаться с тобой?
— Она пишет, что собирается позвонить мне, — объяснила Энди, — и надеется, что я смогу поболтать с ней.
Телефон зазвонил.
— Включи громкую связь, — бросил Йен, раздраженный вынужденной паузой, но желая услышать больше, чем тщательно взвешенные ответы Энди на все, о чем Сильви хотела «поболтать» с ней.
Энди сделала, как он просил.
Голос Сильви прозвучал удивительно знакомо, как и чувство вины, всегда возникавшее у него при ее появлении. После любого, даже случайного свидания.
— Уже много месяцев назад я послала Томми запрос в друзья, и наконец-то он меня принял. В общем, за последние сутки я не только подружилась с половиной нашего класса, но и получила сообщение от Джорджины, предложившей мне связаться с вами, а потом еще и голосовое сообщение от вашей дочери, Кэссиди.
Йен уже представлял себе, как Энди формулирует ответ, типа: «И тебе тоже привет», — когда имя их дочери поразило их обоих.
— Тебе звонила Кэссиди?
— Что там происходит? — как обычно подвывая и запинаясь, спросила Сильви.
— Она посещает семинар журналистики, они расследуют дело Далласа Уокера, — будничным тоном сообщила Энди.
— Я читала, что кому-то из местных горожан предъявили обвинение в убийстве.
— Наша дочь думает, что его обвинили несправедливо.
— Но… почему она позвонила именно мне? — Изумленное придыхание в голосе Сильви наводило на мысль о призрачной бесплотности.