Кто они такие - читать онлайн книгу. Автор: Габриэл Краузе cтр.№ 37

Он настолько мне брат, как никто. Это не как с Готти, где все завязано на скоках и диких движах, чтобы все время шарашил адреналин. Мы с Рексом знакомы гораздо дольше. Он всегда тащился с моей лирики, когда я участвовал в рэп-дуэлях, а когда мы познакомились, я сразу признал в нем реального чувака. Он тот, кто покажет тебе реальную силу моральных принципов, глядящую из ствола волыны. Я как-то наткнулся на него на Килбернском большаке, и у него тогда были реально трудные времена; его выпихнула на улицу мать, когда ему было шестнадцать, он жил в каком-то занюханном приюте, полном торчков, а его вещи остались у матери, вместе с лавэ, и он не мог купить ни жратвы, ни травы, ни ночлега. Мне тогда было восемнадцать, я еще не делал больших движей, да и лавэ нормальных не было. Но у меня была дурь, и я только что поел курицы с картошкой. Я отдал ему последнюю двадцатку, и он всегда об этом помнил.

Вся братва уважает Рекса. Его знают, боятся и любят. Но когда он на нуле, никому, типа, нет дела, кроме его верных цыпочек, которые то любят его, то ненавидят, когда узнают друг о друге. Но они никогда подолгу не злятся на него. Ты знаешь, Рекс на латыни значит король, сказал я ему как-то раз, когда мы курили косяки и слушали ремиксы Шика Лауча и Стайлс-Пи у него в комнате, и он сказал, ну да, так и есть, братан, только я не просто Рекс, а Ти-Рекс. Король динозавров. Рекс стал кошмарить людей гораздо раньше меня. Как в тот раз, когда ему было шестнадцать, и какие-то деды смотрели на него через улицу, и он сказал, чего смотришь, старик? Один из них сказал, чего, ты себя бандосом считаешь, а? Рекс перешел дорогу, без базара всадил перо в грудь брателле и пошел дальше, пока друзья брателлы перевязывали ему рану своими шмотками и кто-то звал на крик «Скорую».

Мать с ним говенно обращалась. Он говорил мне, что она наверняка ненавидела его за что-то, потому что перед тем, как вышвырнуть из дома в Харлсдене, она сказала, ты знаешь, что тебя бы не было, если б твой отец меня не изнасиловал, и Рекс пробил стеклянную панель в двери гостиной, и стекло раскроило ему запястье. Напоминанием об этом ему всегда служил шов, наложенный врачами.

Одно его имя внушает силу в квартале Уиллесденского автобусного парка, но его реальный район – это Кенсал-грин. Оттуда вышло немало толкачей и едоков. Это довольно дико, птушта, как я уже говорил, Кенсал-грин в контрах с Южным Килберном, и ты никогда не увидишь кого-то из КГ, кто бы шел через ЮК, и наоборот. Но я, по большому счету, не отношусь к братве ЮК, я там просто свой чувак с кучей друганов и не пытаюсь делать вид, что представляю ЮК или что у меня есть место в его истории, ага. А Рекс – это такой волк-одиночка со всеми вытекающими, он бывает, где хочет, и никто ему не указ, ты меня понял.

У нас с ним такая связь, крепче крепкого. Не знаю, в чем тут дело, но мы можем не общаться месяцами, а потом один звонок, йо, ты где, братан? Больше ни слова, я уже иду. Его лицо напоминает мне эту здоровую гранитную голову Озириса, египетского бога мертвых, которую я как-то видел в Британском музее.

Один раз я иду к нему на новую хату, в Кенсал-райз, а он шинкует труд в спальне. Лезвие – чик-трак, чик-трак – застревает в столе. Я нарываю пленку квадратиками и раскладываю на столе, чтобы он завернул в них дозы. Когда все расфасовано и готово, он берет отвертку, откручивает выключатель на стене и пихает туда все пакетики с дурью, потом прикручивает обратно и садится со мной на диван, ждать звонка от клиента. Говорит, что, возможно, его ждет стрелка с братвой. Он всегда толкал дурь в одном квартале, в Уиллесдене, а потом раз, и засек там других брателл из Харлсдена, явно пытавшихся что-то сбыть. Рексу похую, кто они или сколько их там, готовых забить ему стрелку, он из дома без пера не выходит, за ним не заржавеет замочить кого-нибудь. Мне похую, брат, даже если убьют меня, говорит он, поднимая на меня свой лик фараона, глаза словно «Хеннеси» через донышко бутылки ночью. Я по-любому не умру, мои предки – боги. Если меня убьют, я просто перейду в другое измерение и стану бессмертным.

Я не слышал ничего от Рекса несколько недель, а потом мне звонит его друган, Гэвин, и говорит, его порезали какие-то брателлы, на подходе к Уиллесдену. Как только мы увиделись, где-то через месяц, он показывает мне свежие шрамы, три толстых шрама на спине и животе. Его проткнули здоровым ножом, и я касаюсь одного шрама и говорю, братан, что случилось? Он говорит, я подходил к кварталу, Снупз, и тут позади притормаживает этот конь, и выскакивают трое брателл с синими банданами на лицах, и один из них говорит, что, бандосом себя считаешь, а? И вынимает здоровый нож. Я ж Рекс, я не побегу от этих мудаков, так что бью его в табло, и не успел моргнуть, как они набросились на меня, стараясь почикать. Поверь, я успел вытащить перо и пырнул одного, но в этот момент первый брателла всадил мне нож в спину, и тогда другой вытаскивает здоровенный тесак и пыряет меня в живот, а первый снова всаживает в спину, затем они прыгают обратно, в коня, и смываются. Это была жесть, братан. У меня перед глазами все красным заволокло, знаешь, как в «Золотом глазе» на Нинтендо-64, когда тебя подстрелят, и экран краснеет; я словно смотрел на мир через красные очки или типа того, вся дорога была красной и небо, и деревья, и дома, все красное, и тогда я свалился. Следующее, что я помню, я на каталке в «Скорой», и Гэвин плачет и говорит, чтобы я не умирал, но, братан, все, о чем я мог думать, это как скукожился мой хер – без шуток, Снупз, богом клянусь, с меня срезали брюки и трусы, и все мои шмотки пропитались кровью, и, когда я посмотрел на промежность, я вообще хера не увидел, словно он внутрь втянулся, к чертям. Там был мой дядя Пол, и я такой, дядя, что с моими причиндалами, они когда-нибудь снова отрастут? И тогда медбрат сказал, это просто потому, что вся кровь в теле отлила от всех частей, где она не нужна, чтобы я мог выжить. После этого я лег на койку и отрубился.

Я решаю познакомить его с Готти. Давно уже пора познакомить двух моих братанов, ага. Мне звонит Рекс и сразу ржет и рассказывает, как Гэвин пошел толкануть немного травы этим цыпам в Уиллесдене, а когда пришел туда, они такие, а ты знаешь Снупза? И говорят, что я такой бандос и отжимаю реальные бабки и все дела, и Рекс хохочет и говорит, братан, я знаю, что ты в деле, но приколись, чтобы какая-то домашняя цыпа говорила, ты знаешь Снупза? Я ему рассказываю о движах, которые делал с Готти, обирая богатых чуваков в Централе, и говорю, тебе надо с ним познакомиться, и Рекс говорит, давай, братан, подходи, как буш готов, я сегодня весь день на хате.

Короче, мы с Готти сидим в спальне Рекса. Это единственная приличная комната, и то лишь потому, что за ней следит подружка Рекса, Элисия. Мы курим косяки, и Рекс с Готти болтают про одного старого бандоса, которого оба знают, как бы прощупывая друг друга на знание воровской темы. Я сижу на краю кровати и курю косяк за косяком, так что уже сам не понимаю, кайфую я или что. Потом заходит речь об одном авторитете по имени Маг, и Готти говорит, да, я знаю Мага, и я начинаю думать, как эти имена внушают силу, получают даже большее влияние в сознании людей, чем те, к кому они относятся. Ошизеть можно, насколько мне знаком этот воровской мир, сколько жести я успел натворить и какую репутацию заработать, и в то же время мне знаком мир универа, где я пишу эссе о «Рождении трагедии» на три тысячи слов, а еще мне известен мир, в котором надо рано вставать, ходить на работу, ездить в отпуск, покупать одно, покупать другое, ставить галочку здесь, ставить галочку там, галочку, галочку, галочку. Но люди из мира универа, как и из мира галочек, не знают того мира, в котором я сейчас. Того мира, где трое людей в одной комнате ведут самый обычный разговор о брателле по имени Маг, который стреляет в людей, и ему это сходит с рук, и такой разговор продолжается, пока солнце не садится в сиреневую даль за окном, и наползает ночь.