— Нет, я не поеду, — чтобы я оставил её одну в той ситуации, когда, что бы там ни было, это последнее, чего она заслуживает? Да ни за что не свете. Ладно, может, об одиночестве как таковом речи и не идёт, учитывая регулярные материнские и отцовские визиты, но сейчас их здесь нет, да и меня не должно тут быть. Но сама мысль о том, чтобы уйти, не кажется правильной ни рассудку, ни сердцу. — Мне и тут хорошо, — и даже очень. Скажи мне кто-нибудь месяц назад, что всё будет так, я бы не поверил и раскритиковал его тупость. Но сейчас я не представляю себя нигде, кроме как здесь, в этой палате, когда вся больница погружена в преобладающую тишину. — С тобой и нашим сыном, — как и все предметы вокруг, Лив лишь тусклое очертание и неясный силуэт, но зрачки достаточно привыкли к однообразному мраку в каждом метре окружающего пространства, и я критически сильно уверен, что она смотрит на меня. Её ничто не держит, кроме разве того, что значительно далеко ей всё равно сейчас не уйти. Мне кажется, Лив не делает попыток встать не потому, что это тяжело, неосуществимо без посторонней помощи, а она слишком горда, чтобы о ней просить, или бессмысленно, а потому, что это то место, где ей в глубине души хочется находиться. — Я знаю, ты всё чувствуешь, Браун. Ты, вероятно, ранена.
— Ранена? — голос слишком тихий, будто она страшится доставить неудобства другим людям, которые находятся в соседних палатах и сейчас однозначно спят, но ей, скорее всего, плевать на чужой сон. Я начинаю думать, что, может, ей недостаёт уверенности и внутренней силы продолжать этот разговор так, чтобы, как обычно, ничего не дрогнуло. И тут же различаю, улавливаю уязвимость, пусть в ней и есть отражение попытки спрятаться за недоумённым удивлением. — А что ещё ты скажешь? Может, что я подавлена? Расстроена? Разбита?
— Да, именно. Я думаю, что всё это вместе. Ты ведь не хотела меня терять, — говорю я, касаясь её локтевого сгиба, куда ещё несколько часов назад была вставлена игла, обеспечивающая поступление необходимых организму питательных веществ, и наверняка это не было укусом комара, но Оливия так или иначе позволила воткнуть её в свою кожу, и я чувствую… изменения? Не знаю, как лучше это описать. — Ведь не хотела же?
Рука ускользает от меня, потому что Лив садится на кровати и, поворачиваясь спиной, опускает ноги на пол. Я допускаю это, оставаясь лежать и переводя взгляд в сторону потолка, потому что не думаю, что она скажет мне хоть что-то. Это не первая предпринимаемая мною попытка, так с чего бы ей вдруг стать успешной? Я как баран, упирающийся рогами в закрытые ворота, которого жизнь и опыт ничему не учат, и он снова совершает те же действия, ломясь туда, куда ему по какой-то причине нельзя входить, а им хоть бы что, ведь они сделаны на совесть. Мама была права, я связался с эмоционально недоступной женщиной и теперь расплачиваюсь за последствия. Да, я люблю их, если говорить о сыне, о том, кто останется после меня, а значит, привнесёт в мою жизнь особый смысл, но всё остальное непрестанно бередит мою душу.
— Я не уверена, что помню.
— Не помнишь, хотела ли лишиться меня или нет? Быстро же ты всё забыла.
— Нет, я… Я не помню, каково это, иметь тебя. Быть с тобой, — она обходит кровать, оказываясь с той стороны, где лежу я, и мне стоит больших усилий избегать смотреть на неё, — всё произошло так стремительно, Картер. Кажется, только вчера ты был со мной и моим, а уже на следующий день на наших бракоразводных бумагах высыхают чернила, и ты собираешься стать чьим-то другим.
— Собираюсь стать чьим-то другим? — вот тут я не выдерживаю и, резко сев, почти что даже вскочив, в гневе и агрессии провожу рукой по задней части шеи, лишь бы не сделать чего похуже. Не причинить ненароком боль и физический ущерб. — Я что, какая-то вещь, которую можно взять и передарить, когда она вдруг разонравилась?
— Нет, но ты же понимаешь, что я имею в виду.
— У меня даже нет таких намерений.
— Никогда не знаешь, что будет завтра.
— По-твоему, забыть человека это, выходит, просто?
— По-моему, это уже неважно. Я не спросила тебя, ты не спросил меня, так что теперь мы квиты. Уверена, ты такого же мнения.
— Лив.
— Просто поезжай домой. Я же сказала, что не хочу стоять на твоём пути. Я не могу. Мне нужно пространство. Здесь столько воздуха, но ты вынуждаешь меня задыхаться. Я хочу перерыв. Хотя бы на эту ночь. Неужели это так сложно понять?
— Нет.
— Тогда дай его мне, Дерек, и всё. Просто уйди, хорошо?
***
— Кто это был?
— Кто был где?
— Молодой парень. Подошедший к тебе, когда ты подогнал машину ко входу и вышел из неё. Я видела вас через стеклянные двери.
— Никто.
— Я бы так не сказала. Он что-то явно от тебя хотел.
Желание выругаться слишком велико, а каждое слово Оливии лишь нагнетает обстановку, пока мы поднимаемся на её этаж. Я почти скрежещу зубами, загнанный в угол не в плане своего расположения в лифте, а из-за того, что она всегда была подчёркнуто наблюдательна и внимательна. Меня не удивляет, что, попав в поле её зрения, Сэт не остался ею незамеченным. Но что я мог поделать, если даже не подозревал о его появлении около больницы ровно в тот день и час, когда я приеду за Оливией, и это однозначно застигло меня врасплох? Одному Богу известно, сколько дней или часов он сидел снаружи, вероятно, не позволяя себе отлучаться, чтобы гарантированно иметь возможность переговорить со мной, но я не позволил ему и рта раскрыть. А теперь она спрашивает о своём телохранителе, даже не подозревая, что он вообще у неё был. До тех пор, пока я его не уволил.
— От меня многие что-то да хотят. Интервью, автограф, совместное фото. Или чтобы я соответствовал возложенным на меня ожиданиям. Репортёры, поклонницы, тренерский штаб. Твой отец.
— Но не я.
— Да, только не ты.
— И что же из вышеперечисленного хотел тот несчастный паренёк?
— Он вовсе не несчастный.
— Ты со стороны-то себя видел? Твоя властность его не иначе как задушила. Он выглядел как в воду опущенный.
— А просто отвязаться для тебя не вариант?
— Да брось, Картер. Что там такого, что ты не можешь рассказать?
— Что-то, что, возможно, тебя разозлит, — кто его знает, как она отреагирует, когда и если услышит, кто был моим источником, и благодаря чему я, не следуя за ней по пятам, тогда всё равно выявил её местонахождение и заявился за ней прямо в магазин.
— А причём здесь я?
— Притом, что он всегда находился поблизости. На тот случай, если тебе понадобится помощь или защита.
— В смысле как телохранитель?
— Да.
— Значит, вот как ты узнал, где я.
— Да, — двадцатый этаж, створки лифта открываются, но Лив не спешит выходить, и я также не двигаюсь. У меня всё равно нет ключей. Они где-то в карманах её утеплённого спортивного костюма однотонного серого оттенка, который я привёз в больницу наряду с белыми кроссовками и другими необходимыми вещами, сейчас лежащими в небольшой сумке в моей правой руке.