Полет над разлукой - читать онлайн книгу. Автор: Анна Берсенева cтр.№ 48

Аля вспомнила почему-то, как бежала по темной морской глади лунная дорожка – в ту ночь, когда она поняла, что судьбу не обманешь.

«Почему я об этом забыла? – думала Аля, выходя на Москворецкую набережную. – Как я могла об этом забыть? Нельзя довольствоваться мелководьем…»

Москва-река показалась ей мощной и широкой – может быть, просто потому, что недавно наполнилась талой водой. Сейчас, в вечернем свете, не виден был на ее поверхности ни сор, ни бензиновые разводы – только суровая гладь воды, сжатой каменными берегами.

Рома стоял у парапета, еще не видя ее. Заметив его, Аля почувствовала, как сердце тоскливо сжимается в предчувствии того, что она должна была ему сказать… Она много отдала бы сейчас за то, чтобы уйти, убежать, не видеть его глаз, не произносить этих слов!..

Но уйти было невозможно, и, набрав побольше воздуху, как будто собираясь прыгнуть в темную реку, Аля пошла к нему, все убыстряя шаг.

Аля сидела за столиком летнего кафе и снизу вверх, не отводя взгляда, смотрела на вздыбленную, невозможную громаду собора Саграда Фамилиа.

Она была в Испании, в Барселоне, но обо всех географических подробностях она забыла, глядя на уходящий в вечернее небо собор Святого Семейства. Кофе стыл в стоящей перед нею чашке; маленький таракан торопился куда-то прямо по бумажной салфетке, как в какой-нибудь московской кафешке.

Аля не видела ни кофе, ни таракана, ни шумной толпы вокруг – только этот странный, необыкновенный храм.

Она знала, что архитектор Гауди не успел его достроить, что его достраивают до сих пор, и подъемные краны подтверждающе теснились рядом с его стенами, – но ей он казался абсолютно завершенным. Вернее, ей казалось, что незавершенность тоже входила в замысел архитектора, о котором Аля еще три дня назад даже не слыхала, а теперь не могла понять: как же она жила, не видя Саграда Фамилиа?

Три дня назад Аля сидела в кабинете Карталова, смотрела в пол и незаметно ковыряла пальцем гобеленовую обивку стула. Мебель в кабинете была старинная, и ехидные хитрованцы уверяли, что стулья взяты из того самого гарнитура мастера Гамбса, в котором искали бриллианты Остап Бендер с Кисой Воробьяниновым.

– А не рано ты культивируешь в себе артистические капризы? – сердито говорил Карталов. – Я думал, ты серьезнее!

– Да я серьезная, Павел Матвеевич, – не поднимая глаз, бормотала Аля. – Даже слишком…

– Не знаю! – Он недовольно покрутил головой. – Может быть, это теперь считается серьезным – за неделю до генерального прогона отпрашиваться, как первоклассница в туалет на уроке. Объясни мне, по крайней мере, какие-такие у тебя дела нашлись?

– Да у меня не дела… – еще невнятнее оправдывалась Аля. – Мне просто надо… Я просто должна… Ну, мне нужны эти три дня, Павел Матвеевич! – выпалила она, жалобно глядя на него.

– Я же говорю: как школьница с поносом, – проворчал он, и по его сердитому тону Аля поняла, что он готов сдаться.

Вообще-то она разговаривала с Карталовым постфактум и на всякий случай старалась не думать, что станет делать, если он откажет категорически. Но в последнее время все в ее жизни понеслось в таком стремительном ритме, все события казались настолько неотменимыми, что она просто не могла не подчиняться своим странным желаниям, которые со стороны и вправду были похожи на обыкновенные капризы.

Конечно, все началось с вечерней репетиции сцены смерти Стаховича. С того мгновения, когда Карталов сказал про мелководье и Аля поняла, что это правда, что на маленькие, уютные чувства сил не дано – во всяком случае, ей не дано.

Но Рома – он не хотел ей верить!

– Ты выдумала, ты все выдумала, – твердил он, обеими руками держась за парапет набережной с такой силой, что ногти у него посинели.

– Я не обманываю тебя, Рома, пойми! – Аля повторяла это в который раз, и отчаяние уже слышалось в ее голосе. – Я хотела бы, чтобы это было неправдой. Но что мне делать – я так чувствую, я не могу чувствовать по-другому!..

– Я же не говорю, что это неправда. – Он качал головой и даже зажмуривался, разве что уши не затыкал. – Я говорю: ты выдумала. Ты в своих мозгах покопалась и решила, что раз ты в меня с первого взгляда не влюбилась, так и все теперь. А по жизни все не так бывает!

Она понимала, о чем он говорит, но это ничего не меняло.

– По жизни тоже по-разному бывает, – пыталась объяснить Аля. – У разных людей – разные жизни, понимаешь? У нас с тобой…

– Замолчи! – вдруг закричал он. – Если б ты не стала бы думать-размышлять, если б просто сделала – и все… Все у нас бы с тобой получилось! А ты думать стала, взвешивать. Так нельзя!

И как было ему объяснить, что именно теперь она наконец перестала думать и взвешивать – и сразу поняла, что не может с ним жить? Что отсутствие любви – это то препятствие, которое не обойдешь, как не обойдешь смерть, разлуку, неизбежность…

Аля боялась смотреть ему в глаза. На мгновение ей показалось, что сквозь отчаяние и боль в них мелькает безнадежная ярость – как у загнанного в угол зверя.

Она не помнила, как рассталась с ним в тот вечер. Наверное, пообещала позвонить потом, еще раз встретиться, спокойно поговорить…

После разговора с Ромой она чувствовала себя выжатой как лимон.

«Как страшно, – думала она. – Как невыносимо! Ничего нельзя объяснить, все объяснения путаются, такими глупыми, неважными становятся, никого ни в чем не убеждают… Когда я действительно рассчитывала, сравнивала – он этого в упор не замечал. А теперь, когда совсем наоборот…»

Окно на кухне было распахнуто прямо в майскую ночь, за рекой Сходней осторожно и робко попробовал голос соловей – и вдруг залился бесконечными, неостановимыми трелями.

«Надо уехать, – подумала Аля, слушая эти самозабвенные переливы. – Надо просто уехать, успокоиться. Я слишком погрузилась в эти неясности, так нельзя!»

Она села на складной деревянный стул, голову положила на пустой кухонный стол, в светлый круг под лампой. Надо просто решить, куда уехать, а потом все остальное: Карталову сказать…

«Но я же ненадолго, – уговаривала себя Аля. – На пару дней хотя бы! Можно к маме, в Тбилиси, она все время зовет, и Резо тоже. Нет, к маме не надо – опять что-то рассказывать, объяснять… Или в Коктебель, к Глебу! Под ливанские кедры… Еще сезон не начался, у него наверняка флигель свободен».

Но и к Глебу Семеновичу ехать ей не хотелось – хотя палевые, выжженные солнцем склоны Карадага встали перед глазами так ясно… Коктебель был местом для души; немного было таких мест на земле.

Аля вспомнила, как стояла на пологом холме под скалой Сюрю-Кая и думала о тайне пространства, которая потрясает человеческую душу – может быть, даже больше, чем тайна слова.

А потом что-то такое смешное произошло, только она не могла вспомнить… Ага, вспомнила: подошла к ней сердитая тетка, стала выспрашивать, не покрадет ли Аля гусей, сказала, что ходят тут всякие, смотрят, а потом землю покупают.