– Согласна, – не поворачивая головы, ответила Аля. – А ты – дешевка. Все, приехали! – сказала она, резко тормозя перед знакомым мхатовским домом в Глинищевском. – Вот ключи, сигнализацию не забудь включить.
– Не-ет, ты погоди… – зловещим тоном протянул Илья. – Что значит твое заявление?
– Что сказала, то и значит, – поморщилась Аля. – Ну, что ты на шарфик мой смотришь, как бык на корриде? Не нагляделся за ночь?
Илья открыл рот, собираясь что-то сказать, но, словно захлебнувшись, промолчал. Лицо его покраснело, потом снова побледнело.
– Ты что думаешь, – наконец выговорил он, – нравственность свою доказала, да? Да ты просто бесишься, что я тебя не трахнул где-нибудь под столом!
– А ты еще в состоянии это делать? – Аля почувствовала, что сейчас расхохочется. – По всему остальному судя – так ты уже полный импотент! Ладно, Илья Иваныч, будь здоров! Ты ведь, видно, ненадолго приехал? А дел у тебя здесь по горло: пока всем свою крутизну продемонстрируешь… Так что вряд ли еще увидимся. Привет герлфренд!
Аля хлопнула дверцей и быстро пошла по Глинищевскому вверх, к Тверской.
Она шла по темной улице, не чувствуя ничего, даже брезгливости; разве что его забытое обращение «чижик» было ей противно. Каблучки стучали в утренней весенней тишине, и идти ей было так легко, как будто она сбросила с плеч тяжелый груз.
«Как же все просто! – мелькало в голове. – Так просто все оказалось, ведь этого даже представить было невозможно!»
Все это время – три года! – сама себе не признаваясь, Аля думала о том, что произошло между ними.
«Ведь я дурочка была, – думала она тогда. – Девятнадцать лет, одни фантазии да максимализм… Может, мне все показалось? Выдумала себе, что он мелкий человек, а что я тогда могла понимать? И кого я встретила за эти годы, чтобы сравнивать? Никого!»
Она понимала, что в эту встречу подтвердится или не подтвердится ее тогдашняя правота – а значит, решится ее дальнейшая жизнь. Но чтобы так… Так прямо, так в лоб убедиться, что человек, которого она любила, – полное ничтожество!
«Да как же я его любила-то? – думала Аля, сворачивая на пустынную Тверскую. – Или тогда все это было не так явно? Да, конечно, теперь все стало очевиднее, а тогда только изредка мелькало… Ну и слава богу!»
Она чувствовала себя так легко, так невесомо! Прошлое больше не сдерживало ее, а значит, ничего больше не сдерживало ее, и можно было позвонить Роме и сказать… Тут Аля почувствовала легкую заминку, но сразу отогнала от себя это едва заметное облачко. Она была свободна от всех иллюзий, ее понимание людей и жизни подтвердилось даже точнее, чем она могла предполагать, – чего же еще?
Выйдя на Тверскую, Аля вспомнила, что в кошельке у нее осталась только какая-то мелочь, которой даже на машину не хватит. Но метро открывалось через пятнадцать минут, и переживать о такой ерунде совершенно не стоило!
Глава 15
Репетиция «Сонечки и Казановы» была назначена на четыре, было достаточно времени, чтобы выспаться. Аля приняла душ, расстелила постель… Ночь она провела бурно, да и выпила все-таки, поэтому не сомневалась, что уснет мгновенно.
Но сна не было и помину, как будто она напилась крепчайшего кофе. Аля ворочалась на постели, глядя, как синий утренний свет за окном постепенно разбавляется светом дневным. Ветерок врывался в открытую форточку, разгоняя сон.
Она встала, захлопнула форточку, закрыла глаза. Сна не было по-прежнему – мешала неясная тревога; Аля не понимала, с чем она связана. Ее мысли об Илье были ясными и спокойными, да их почти и не было, мыслей. Все ведь и так понятно, о чем же еще размышлять?
Все оказалось именно так, как она и предполагала, «личная жизнь» сегодня не предподнесла ей сюрприза и едва ли преподнесет в дальнейшем. Существует железная логика, которой должен следовать каждый, если не хочет просвистеть свою жизнь, если чувствует, что к чему-то в этом мире предназначен.
Аля именно это и чувствовала. Все складывалось в стройную систему, она сама для себя ее создала и прекрасно представляла, как должна себя в ней вести. А Рома не просто умещался в эту систему – он был ее самой органичной частью, с ним было связано ощущение спокойствия, которое она привыкла ценить так же, как каждую минуту своего времени.
Илья был, наверное, последним препятствием на пути к спокойствию, и этого препятствия больше не существовало. Значит…
Выстраивая в голове эти стройные доводы, Аля смотрела в светлый оконный переплет и не понимала одного: почему не может уснуть?
Наконец она рассердилась на себя.
«Ты артистка или где? – мысленно прикрикнула она, вспомнив любимую фразу гитисовской уборщицы. – О чем ты думаешь, все ведь ясно! Вот, пожалуйста, перед репетицией уснуть не можешь, потом будешь как муха вареная».
Она вздрогнула, услышав звонок телефона, который опять забыла отключить.
– Алечка, – раздался в трубке Ромин голос, – рано я? Спишь?
– Да нет, ничего, – ответила она и замолчала.
– Я тут в ванной был, а как раз звонил кто-то, долго так, – объяснил он. – Я подумал – может, ты…
– Нет, Рома, я не звонила, – сказала Аля и, расслышав его вздох в трубке, добавила: – Но собиралась позвонить. Встретимся сегодня?
Скорее всего, он не ожидал этого предложения, потому что даже ответил не сразу.
– К-конечно, – наконец проговорил он. – Во сколько?
– У меня репетиция в четыре, не очень долго, одна сцена только. В полседьмого, значит, закончится. В семь?
– В семь. Куда приехать?
– Да к театру и приезжай, – предложила Аля. – Не к Учебному только, не в Гнездниковский, а на Хитровку. Да, ты ведь там не был еще… Давай на Москворецкой набережной встретимся, это рядом.
Аля объясняла, где они встретятся. Рома слушал молча, не перебивая, как будто рассчитывал дорогу. Хотя, наверное, не поэтому…
– Договорились? – завершила объяснение Аля.
– Да. – Она расслышала в его голосе едва различимую хрипотцу; потом он откашлялся. – Я приеду. И буду тебя ждать.
Аля положила трубку первой: он никогда первым не клал трубку, как будто ожидал, что она в последнюю секунду скажет еще что-то – может быть, самое важное.
«Ну вот и все, – подумала она. – И хорошо!»
В театр Аля пришла в том обостренном состоянии, которое бывает, когда не поспишь ночь, не выспишься и днем, перенервничаешь, выпьешь ударную дозу кофе…
Нельзя сказать, чтобы это бывало с нею часто – да что там, просто редко такое бывало, – но сейчас это состояние ее не тяготило. Пожалуй, даже наоборот: для репетиции или для спектакля оно было в самый раз. Голова была ясной, движения – точными, а восприятие – настолько обостренным, что Але казалось, будто она кожей чувствует все происходящее.