– Не все. Далеко не все.
– Нет, вы скромничаете, – мурлыкала Дина. – Я же вижу, что… – она вдруг запнулась. Наверное, не знала, как корректно и деликатно выразить свое наблюдение о том, что я богатею и богатею.
– Деньги не только от ресторанов, – пояснил я, перешагнув через неозвученный ею вопрос.
– А от чего же?
– Это секрет.
– Неужто и мне не расскажете? – заигрывала она.
– Тебе?.. Расскажу, конечно. Но тогда и ты мне раскрой свой секрет.
– Какой секрет?
– Откуда у тебя такая красота?
Она не ответила сразу. Я не видел ее лица – сонно разглядывал потолок, – но был уверен, что представляю ее смущение достаточно точно. И это несмотря на то, что между нами было.
– А это и не секрет, – наконец прощебетала Дина. – Красота у меня от мамы и папы.
Да откуда у нее вообще могут быть секреты.
– Кстати… Эдуард Валентинович, а вы отпустите меня в отпуск? Я бы хотела родителей навестить, соскучилась.
– Конечно, Динуль. Оказывать родителям внимание наша святая обязанность, – сказал я, не столько поучая Дину, сколько напоминая об этом себе.
Какая-то волна прижимала меня к кровати всё сильнее, обрывая один за другим тросы, которыми я цеплялся за реальный мир, чтобы не провалиться в сон. Я ведь не спать сюда пришел. Я пришел, чтобы меня обняли и погладили.
И Дина это как будто понимала. Она положила голову мне на плечо, словно тоже собиралась понежиться.
– Вы обещали мне раскрыть свой секрет.
Нет, она не забудет. Профессор был прав – всем действительно интересно обо мне лишь, какой у меня доход и откуда.
– Так нечестно, – проныл я. – Ты просишь рассказать тебе самую строгую тайну, а про себя рассказала только, что красивая из-за генов.
– Так ведь вы сами это спросили.
– Нет, мне нужно взамен кое-что побольше.
– Что вы хотите? – воодушевленно спросила Дина и приподнялась с моего плеча, видимо, ожидая, что я попрошу ее бесподобное тело, и готовая мне его отдать.
Нет, нет, Динуль, не снимай трусы. Хоть они дерзкие и развратные: даже дома ты не носишь белье в горошек. Не снимай. Это я уже получал. Пусть я хотя бы немного отвыкну, если уж придется вкусить тебя снова.
Я повернул к ней лицо, протянул руку и нежно погладил ее серебристые кудряшки.
– Подари мне прядь своих волос.
Сейчас, даже смотря мне в глаза, она, кажется, не могла понять, шучу я или нет.
Я продолжал поигрывать ее длинными пружинками. И искоса поглядывать на нее.
Дина всё поняла правильно. Она встала с кровати, метнулась к какому-то шкафчику и вернулась с ножницами.
Протянула их мне. Держи, хозяин, отрежь сколько вздумается. Моя умница.
Я легонько оттолкнул ножницы, мол, давай сама, мне много не надо.
Дина покорно, будто это очередное задание ее начальника, которое не принято обсуждать, а только исполнять, выбрала на своей лохматой голове спиралевидную прядь и отрезала ее.
Мне вдруг показалось, что она делает это с гордостью и даже с радостью. Может, ее осчастливливало, что ее частичка будет храниться у меня как память.
Я благодарственно улыбнулся. Не убирай далеко, я заберу это завтра.
Затем поднял руку, приглашая ее в свои объятия. Пока Дина укладывалась рядом, я лег на бок и развернул ее к себе спиной, прижавшись к ней сзади. Она лежала на моей левой руке и укрывалась правой.
Прости, детка, секса не будет. Сегодня только милые пьяные обнимашки.
– Я расскажу тебе, – прошептал я ей почти в самое ухо. – Потому что знаю, что ты никому ничего не расскажешь и никогда меня не предашь.
Конечно, ничего такого я не знал, просто мне было плевать на секретность того, что и так многие знают. А Дина в подтверждение правильности моих слов шевельнула головой, мол, клянусь своей треуголкой.
– Рестораны – это не работа, это хобби. Не столько ради денег, сколько ради понтов, ради удовольствия. А по-настоящему зарабатываю я по-другому.
Почему-то иногда мне даже хочется делиться своими секретами в подобной атмосфере доверия. А сегодня это еще и моя верная Дина. И сегодня я еще и пьян.
– Я продавец денег.
Именно так меня назвал Соловьев, зная, чем я занимаюсь на самом деле. Мне запомнилось это выражение и даже понравилось. Поэтому я его и привел.
– Я продаю людям деньги. Наличные деньги. Понимаешь?
Дина тихонько посапывала, греясь в моих теплых объятиях. Она знала, что сейчас ей не нужно ничего говорить. А просто слушать.
– Деньги, которые зарабатывают разные фирмы и которые попадают на их банковские счета, – это еще не собственность их директоров и остальных владельцев. Прежде чем они получат свою прибыль, оттуда придется вычесть налоги и другие… издержки. Они не могут просто так взять и обналичить эти деньги и уж тем более присвоить. Понимаешь?
Наверное, не понимала, а просто ждала, когда я наконец скажу, откуда я беру деньги.
– И вот тогда они обращаются ко мне. Таких толковых специалистов в этом деле, как я, немного. А спрос… огромный. Мы заключаем какую-нибудь левую сделку с одной из моих фиктивных фирм, клиенты переводят на нее деньги, потом моя фирма заключает сделку с другой моей такой же фирмой, деньги уходят дальше, а потом еще цепочка, суммы дробятся, и денежки снимаются через мелкие фирмы, торгующие за нал, или со счетов специально нанятыми для этого ребятами. Так мы получаем наличку и возвращаем ее заказчику, но не всё, а за вычетом своих комиссионных. А это… очень много, Динуль, очень много. Я продавец денег. Самого ходового товара на свете.
Ей недостаточно было просто сказать, что я обнальщик, нужно было всё разложить по ящичкам, как в офисе.
– А разве это законно? – осторожно выдавила Дина, не поворачивая ко мне головы.
Я обнимал ее, словно ребенок плюшевого медвежонка. Мне требовалось кого-то обнимать. Мне требовалось обнимать Полину, но ее у меня не было. Зато была Дина. Добрая. Милая. И послушная. Сегодня она мой заменитель сахара.
– Не совсем.
А вот этого ответа для нее достаточно, и нет необходимости цитировать выдержки из Уголовного кодекса.
– Ты ведь никому не расскажешь?
– Нет, – по-детски уверенно шепнула она.
– Тогда я могу спокойно спать… Потому что я очень устал.
Меня на секунду посетила мысль, что когда я проснусь, то увижу вокруг себя толпу полицейских и заплаканную Дину, нервно дающую против меня показания. Это было смешно. И я улыбнулся.
Вот так, с улыбкой, сегодня и усну.
25
Девчонки за глаза называли ее Государыней. Потому что «Грета Наполеоновна» – слишком сложно для междусобойчиков.