– Скажи мне, хочешь ли ты быть в моей команде?
Вот оно – предложение карьеры, которого многие ждут всю жизнь.
– А ты уверен, что я тебе пригожусь? Еще утром я не вдумывался в то, о чем ты рассказывал.
– А я чувствую, что ты свой. А вдруг именно благодаря тебе у нас всё получится.
То ли это было простой вежливостью, то ли всё еще не выкорчеванным из меня заискиванием перед олигархом, то ли мне действительно хотелось оставить след в истории, совершив нечто грандиозное, не знаю… но я ответил:
– Мне это интересно. – Что при всей завуалированности смысла, несомненно, означало «да».
Разбитое лицо Толика стало довольным.
Вдруг я заметил, как на лестницу юркнул мужчина в белом халате.
Это тот самый… Семенович, что ли?.. Врач сбитого мной бомжа.
– Ты движешься в верном направлении, – многозначительно произнес Соловьев с нотками гордости в голосе. – Нам скажут, на пути вас может накрыть лавина, а мы ответим, мы и есть лавина.
Он убрал руку с моей шеи и двинулся дальше, полагая, что я пойду рядом.
– Мне нужно здесь задержаться, – сказал я. Толик озадаченно взглянул на меня. – Всё в порядке. Поговорим еще.
Он понимающе кивнул, махнул рукой в знак прощания и доковылял до выхода.
Необычный человек. Он мог бы многому меня научить. Я надеялся, что так и будет.
* * *
Я поспешил за врачом, чтобы он не успел пропасть в лабиринте больницы.
– Доктор!
Он обернулся. Бейджик: «Вячеслав Семенович». Точно.
– Доброй ночи, я несколько дней назад привозил сюда…
– Да, да, я вас помню.
– Я хотел узнать, как здоровье Пахомова? Он вроде выписался?
Вдруг врач изменился в лице.
– Вы знаете, – выдохнул он, – к сожалению, он умер.
– Что? Умер?
– Да. Он сбежал из больницы сразу после вашего прихода, такое часто бывает, ведь он бродяга. Но через день его снова доставили к нам… с ножевыми ранениями. И он скончался.
Я недоумевал. Как такое могло случиться? Как же так, а?!
– У бездомных такие инциденты происходят регулярно, – комментировал доктор. – Напьются и лупят друг друга.
– Так это было в пьяной драке?
– Полицейские говорили, что на него напали грабители, отняли деньги, немалую сумму вроде. Но лично мне это кажется сомнительным. Откуда у бомжа большие деньги? Не верится. Хотя может, он и сам их украл у кого-нибудь, а потом не смог скрыть деньги от своих дружков, вот и… итог.
Ветер завизжал в моей голове. Ветер, несущийся из загородных мусорных свалок. Ветер с запахом смерти.
– Извините, мне нужно идти, – процедил доктор, глядя на застывшего меня. И уплыл.
А ветер продолжил щекотать мои глаза.
И все-таки я его убил. Это сделал я.
Из-за меня умер человек.
Я думал, что помогаю ему, тешил себя мыслями о собственном величии, о доброте, о милосердии, а оказалось, что я вручил человеку бомбу с тикающим часовым механизмом. И он сработал. Очень быстро.
Я чувствую себя обманутым.
И теперь я предательски брошен. Оставлен не только без обещанного наслаждения собственной значимостью, а еще и один на один с раздирающим чувством вины.
Глупо! Как всё глупо получилось.
Я лишил человека жизни. Пусть неумышленно. Но именно мои действия повлекли за собой цепочку событий, приведшей к непоправимому финалу. Прости меня, Пахомов… я не знал.
– Вы в порядке? – услышал я голос.
Поднял голову. Это врач – Семеныч. Наверное, уже шел обратно.
Он пристально смотрел на меня, будто выискивал на моем лице признаки болезни. Наверное, это профессиональная привычка.
– Да… я просто… – выскабливал я из себя.
– Пойдемте со мной, – сказал доктор. – Пойдемте.
Он направился по коридору. Я послушно последовал за ним. И мы добрались до двери с табличкой, на которой было его имя.
– Прошу, – доктор пригласил меня внутрь.
Затем, захлопнув за нами дверь, вытащил из шкафчика початую бутылку коньяка и две рюмки и, не говоря ни слова, стал их наполнять.
Меня это как будто успокоило. Ведь он врач, а значит, знает, что делать, чтобы больному – мне – стало лучше. Ведь он разгадал, что мне хреново. Понял, что у меня болит. И не прошел мимо. А протянул руку помощи. Вернее, руку с рюмкой.
Я взял предложенный им янтарный напиток.
Семеныч манерно поднял свою стопочку, шепнул: «Не чокаясь», шустро всё выпил и уселся в свое рабочее кресло.
Я повторил за ним. И тоже сел – на стул рядом с его столом.
Доктор окатил меня экспертным взглядом и вновь стал наполнять хрусталь коньяком. Видимо, решил, что мой случай требует усиленной терапии. А может быть, это его стандартный подход.
Он ничего не говорил. А я ничего не спрашивал. Только взглянул мельком на его рюмку, на его лицо и на его белый халат.
– Ну а как без этого? – сказал наконец доктор, прочтя в моих глазах вопрос: «А можно ли врачам выпивать на работе?».
Он снова легонько приподнял свою стопку и проглотил коньяк.
Я – в этот раз легче – проделал то же самое. Не знаю, заживут ли язвы на моей душе от такого лечения, но, вероятно, доктор прав – без этого мне сейчас никак.
– Такова судьба, – произнес Семеныч и снова наполнил тару. – Я вижу болезни и смерть каждый день и не должен себе позволять пропускать через себя каждого больного и его беды, иначе я не смогу хорошо делать свою работу… Хотя порой и у меня не получается не принимать всё близко к сердцу. На такой случай у меня есть это… – он щелкнул пальцем по бутылке.
Возможно, он полагал, что я тяжело переношу потерю человека, который за короткое время стал мне близким, и поэтому решил меня поддержать. А возможно, он просто хотел немного выпить и ему требовалась ночная компания.
– И как вам ваша работа? Нравится? – сонно пробурчал я.
– Ну… было бы хорошо, если б никто не болел. Но мне нравится чувствовать себя делающим что-то… важное. Это ощущение перекрывает, а порой даже заменяет мне благодарность людей, которых я лечу.
– Заменяет? То есть когда ее нет?
– Ага, – ухмыльнулся доктор. – Нас не всегда благодарят. Но я давно это переосмыслил. Пусть прозвучит фальшиво или даже банально, но это я благодарен всем своим пациентам за возможность их вылечить, а может быть, даже спасти от гибели, и за те чувства, которые я от этого получаю.
Его слова расстроили меня еще больше.