Китти, грустно опустив глаза, со слабостью в руках убрала телефон.
– У меня нет миллиона долларов, – проговорила она.
– Для меня сделают скидку, пятьдесят процентов. Но у тебя ведь и пятисот штук нет, правильно?
– Угу.
На самом деле она имела в виду, что родители ни за что не дадут такую сумму на ее глупые увлечения. Они и без этого наверняка уже жалеют, что когда-то купили ей караоке.
Я немного помолчал. Мне стало как-то жалко ее. Конечно, она не голодает и ей есть где жить, да и живет она очень даже роскошно. Просто ей захотелось большего. Ей захотелось из герцогини стать королевой.
Она всего лишь маленькая девочка, которая хочет праздника. И пришла к доброму волшебнику просить немного славы.
А волшебник – он, в общем-то, может.
Конечно, я не собирался выбрасывать пол-ляма честно и нечестно заработанных баксов на исполнение детской мечты Кати Карловой. Но знал, как обойтись без таких больших трат: одного попросим, другому напомним, третьему настоятельно порекомендуем.
– Я помогу тебе, – произнес я главные три слова, которые сейчас хотела услышать Китти. За которыми она сюда и пришла.
В ее глазах забрезжил рассвет.
– Я помогу тебе, если ты действительно будешь слушаться и выполнять всё, что мне тут наобещала…
– Я буду!
Ее геройский возглас я оставил без внимания.
– …Я помогу тебе, если пойму и потом буду всегда видеть, что ты это ценишь, и если ты никогда меня не предашь.
Она качала головой в знак подтверждения того, что никогда, никогда, никогда меня не предаст.
– Обещаешь?
– Обещаю, – соврала Китти.
Конечно, соврала. А как же иначе! Может, она сама еще об этом не знает, потому что молода и уж слишком хочет получить желаемое и готова клясться чем угодно, наивно веря, что сдержит слово.
– Это правда жестокий мир, Китти, – заговорил я низким голосом наставника. – В шоубизе действуют те же законы, что и в любом другом бизнесе. Единственное, там люди становятся публичными. А это не всегда только кайф, а еще и новый стресс. Какое-то время тебе придется побыть марионеткой в чьих-то руках. Тебе придется даже через не хочу принимать те условия, в которые тебя ставит твой продюсер. Ну теперь-то я хоть не переживаю, что с этой фазой ты справишься, раз уж смогла… – я махнул на нее подбородком и глазами указал на оголенный низ, не дающий мне, сука, покоя.
Вот это я намутил. Думал, будет прикольно. А это оказалось чересчур угарно.
В ответ Китти довольно улыбнулась и качнула коленками, мол, да, я большая талантище, господин.
– Либо вся твоя карьера пройдет в роли тряпичной куклы, в заду которой торчит чья-то рука… ты часто будешь чувствовать, словно сидишь без трусов, голая, слабая, уязвимая и подчиняешься словам важного, руководящего тобой человека.
Теперь ее обнаженное положение органично встроилось в мою метафору, и Китти получила для себя ответ, для чего я заставил ее раздеться. Но она ошибалась – я просто выпендривался и хотел красивого зрелища.
– Это не всегда плохо, по крайней мере, как мне кажется, для твоих целей вполне приемлемо. Популярность будет однозначно.
Полуголая блондинка в кресле слушала меня, словно прилежная студентка на интереснейшей лекции любимого преподавателя. А преподаватель, расслабленный таким вниманием, мог заливисто рассказывать тему предмета, порой зарываясь в свои рассуждения.
– Либо в один прекрасный день ты захочешь высвободить свое эго наружу и самой решать, как тебе делать свое дело и под каким соусом подавать. На такой шаг ты сможешь решиться, когда обзаведешься хорошими крепкими связями в нужных кругах…
– Как ты? Хи-хи.
– Как я. И когда накопишь достаточно средств, чтобы ни от кого не зависеть.
Она часто кивала, как и пристало хорошему собеседнику.
– Помни, Китти, чтобы взойти на вершину шоубиза, тебе придется совершать поступки, которые сейчас все-таки ты от себя не ожидаешь. Тебе придется обманывать, предавать, подставлять, стравливать людей. Тебе придется эпатировать публику, постоянно участвовать в каких-то скандалах, инициировать их, симулировать их, привлекать внимание к своей персоне разными неординарными выходками, заключать соглашения о фиктивном и публично демонстрируемом романе с каким-нибудь звездным хреном тоже из шоубиза, или из спорта, или из политики, которого женщины даже могут вообще не интересовать.
Я хотел драматично и философски подытожить мысль, что однажды она все-таки нарушит обещание и предаст меня. Но не стал. Она придет к этому самостоятельно, без моих напутствий.
– А иначе ты утратишь интерес толпы и уйдешь в забвение. И тебя заменят новые идолы, более молоденькие, более раскованные, более безбашенные.
Китти как будто насторожилась. Наверное, она уже почувствовала, как ей наступают на пятки мелкие размалеванные сучки.
– Тебе придется вычеркнуть из своей жизни многое, с чем ты, думаешь, не сможешь проститься. Всё ты сможешь. Всё сможешь. Я в тебя верю.
Это был не комплимент ее силе воли, как она его, наверное, восприняла, судя по ее сияющему лицу. Это было сожаление.
– Вот ты стремишься быть похожей на Виолу, значит, тебе придется пройти такой же путь. А она на пути к славе не боялась даже потерять близкого человека. И поставила на первое место свою карьеру, а не любимого мужчину. В итоге их отношения стали разрушаться и они расстались.
Китти наградила меня трогательным, сочувствующим взглядом, обозначая, что ей известен второй герой этой печальной любовной истории. Она наклонилась вперед, опершись подбородком на свою ладонь, а локтем – на бедро. Видимо, демонстрировала готовность выслушивать сопливые подробности моей неладной личной жизни, словно мы подружки за бокалом вина и ведерком мороженого. Но долго в этой позе она не продержалась и вновь облокотилась на спинку кресла.
Она и так постоянно ерзала, двигая попой то на сантиметр влево, то вправо, то повернув на десять градусов сюда, то на десять градусов туда, но ни в коем случае не размыкая сцепленные в элегантный узел ножки. Наконец она решилась и сказала:
– Мне всё еще нельзя надеть белье?
Вопрос был задан ею так, как если бы она сама хотела, чтобы я сохранил запрет на ношение трусиков.
– Нельзя, – буркнул я.
Услышав это, Китти прикусила губу, потом поморгала и изрекла:
– Эдуард, я какая-то нелепая в таком виде. Ты не находишь? – и смело улыбнулась. – Мне немного некомфортно в таком… половинчатом стиле, хи. Я чувствую себя дурой. Поэтому, если ты позволишь…
Она быстро встала и сняла с себя полосатый пиджачок и полосатый топик, вкатив в мою панораму свои хорошенькие сисечки второго размера с острыми розовыми сосочками.