Приступая к рассказу о событиях, которым был свидетелем, я надеялся, что смогу описать внешность неизвестного. Но, к несчастью и собственному изумлению, не смог этого сделать. Удивительно и другое: не нашлось даже двух одинаковых свидетельств того, как он выглядел и во что был одет, а когда я попытался сформулировать собственные впечатления, они словно ускользали от меня. В принципе, любой человек в состоянии более или менее связно рассказать о событиях – способность к словесному изложению дана нам от рождения, – но писательский талант – это дар небес, а я, вероятно, его лишен…
Никто не нарушил молчания, и незнакомец продолжал свой рассказ:
– В те времена эти места мало походили на нынешние. Ни единого ранчо вы не нашли бы между Хилой и Заливом. Но здесь водилась дичь, а у немногочисленных источников воды росло достаточно травы, чтобы животные не голодали. Если бы удача была на нашей стороне и мы смогли бы избежать встречи с индейцами, то, скорее всего, проскочили. Но за какую-то неделю цели экспедиции круто изменились – теперь нас уже не волновала нажива, мы спасали свою жизнь. Мы зашли слишком далеко, чтобы возвращаться назад, и то, что ожидало нас впереди, едва ли могло сравниться с уже перенесенными испытаниями. Мы продвигались вперед, перемещаясь главным образом ночью, чтобы не столкнуться с индейцами и избежать страшной дневной жары, скрываясь с той тщательностью, на которую только были способны. Временами, опустошив совершенно все запасы вяленого мяса и фляги с водой, мы целыми днями мучились без еды и питья, до тех пор, пока какой-нибудь колодец или лужа на дне высохшего речного русла не восстанавливали наши силы и волю настолько, чтобы мы могли подстрелить дикое животное, пришедшее на водопой. Иногда это был медведь, иногда антилопа, койот, пума – что Бог пошлет. В пищу годилось все что угодно.
Однажды утром, когда мы двигались вдоль скалистой гряды и пытались отыскать проход, нас атаковала банда апачей. Они загнали нас в узкое ущелье – это совсем недалеко отсюда. Индейцы знали, что превосходят нас числом по крайней мере раз в десять, потому отбросили свои обычные трусливые уловки и ринулись галопом, вопя и стреляя на полном скаку. Отстреливаться было бессмысленно: мы гнали измученных лошадей вверх по ущелью до тех пор, пока тропа не стала совсем узкой, потом спешились и, оставив врагу все снаряжение, бросились в заросли саспарели, что росли в одном из склонов ущелья. Себе мы оставили только оружие, каждый из нас сжимал в руках винтовку – Рамон Галлегос, Уильям Шоу, Джордж У. Кент и Бэрри Дэвис.
– Ба, знакомые все лица, – раздался голос нашего записного остряка. Он был родом с Востока и не знаком с элементарными правилами приличия.
Недовольный жест нашего командира утихомирил его, а незнакомец продолжал свое повествование:
– Дикари спешились и разделились. Часть из них двинулась вверх по ущелью, отрезая нам путь отступления, другая осталась на месте, заставляя нас лезть выше по склону. К несчастью, заросли покрывали лишь незначительную часть склона, и стоило нам появиться на открытом участке, как огонь десятка наведенных на нас ружей буквально заставлял вжиматься в землю.
К счастью, вероятно, в спешке, апачи стреляли неважно, и никого из нас не зацепило. Двадцатью ярдами выше по склону начинались отвесные скалы.
У подножья одной из них, прямо за нашей спиной, мы обнаружили узкое отверстие. Мы забрались туда и оказались в пещере размером с небольшую комнату. Здесь мы могли чувствовать себя в безопасности: даже одиночка, вооруженный магазинной винтовкой с хорошим запасом патронов, мог выдержать осаду апачей всего мира. Но против голода и жажды мы были беззащитны. У нас еще хватало мужества, но надежда уже покинула нас.
Ни одного индейца мы потом уже не видели, но по дыму и отблескам костров в ущелье знали, что и днем и ночью, со взведенными курками, они караулят нас в зарослях, – знали, что если кто-нибудь из нас попытается прорваться, едва ли ему удастся сделать даже три шага на открытом пространстве. Мы держались три дня, сменяя друг друга по очереди у входа в пещеру, пока наши страдания не стали невыносимыми.
Тогда – утром четвертого дня – Рамон Галлегос сказал:
– Сеньоры, я не знаю очень хорошо доброту Господа и не знаю, что приятно ему, а что нет. Я жить без религии и не знакомить с ней от вас. Извиняюсь, сеньоры, если я оскорбить вас, но для меня пора кончать игру с апачами.
Он встал на колени на каменный пол пещеры и приставил револьвер к собственному виску.
– Матерь Божья, – сказал он, – прими душу Рамона Галлегоса…
И нажал на курок.
Теперь мы остались втроем: Уильям Шоу, Джордж У. Кент и Бэрри Дэвис.
Я был главным, и мне пришлось говорить.
– Он был смелым человеком, – сказал я, – и знал, когда умереть и как. Глупо пытаться пожить подольше и сойти с ума от жажды или схлопотать пулю от апачей, а то и заживо лишиться скальпа, у нас есть вкус, и мы не настолько дурно воспитаны. Предлагаю присоединиться к Рамону Галлегосу.
– Согласен, – произнес Уильям Шоу.
– Согласен, – повторил Джордж У. Кент.
Я сложил руки Рамона Галлегоса на его груди и платком прикрыл ему лицо.
После этого Уильям Шоу сказал:
– Хотел бы я побыть в таком виде, хотя бы недолгое время.
Джордж У. Кент сказал, что и у него такое же чувство.
– Так и будет, – ответил я, – краснокожие будут выжидать неделю пo крайней мере. Уильям Шоу и Джордж У. Кент, подойдите и встаньте на колени.
Так они и сделали. Я встал перед ними.
– Всемогущий Господь, отец наш… – сказал я.
– Всемогущий Господь, отец наш… – повторил Уильям Шоу.
– Всемогущий Господь, отец наш… – произнес Джордж У. Кент.
– Прости нам грехи наши… – сказал я.
– Прости нам грехи наши… – вторили они.
– И прими наши души…
– И прими наши души…
Я уложил их тела подле Рамона Галлегоса и укрыл им лица.
В этот момент с противоположной стороны костра послышался шум, один из наших вскочил на ноги и направил револьвер в незнакомца.
– А ты! – закричал он. – Ты посмел сбежать? Посмел остаться в живых? Ты – трусливая собака, я отправлю тебя вслед за ними, даже если за это меня повесят!
Но наш командир был проворнее. Он перехватил его руку и сказал:
– Убери пушку, Сэм Янси, и успокойся.
Мы все вскочили на ноги, один только чужак сидел безмолвно и неподвижно. Кто-то схватил Янси за другую руку.
– Капитан, – сказал я, – что-то здесь не так. Или этот тип псих, или он врет – причем самым наглым образом, – и если это так, то у Янси нет резона его убивать. Если же он из того отряда, то их было не четверо, а пятеро, имя одного из которых – вероятно, его собственное – названо не было.
– Да, – сказал капитан, выпуская руку Сэма Янси. Тот сел на свое место. – В этом есть что-то необычное. Несколько лет назад недалеко отсюда нашли четыре трупа белых людей. Со снятыми скальпами и изуродованные, они лежали у входа в пещеру. Там их и похоронили, я видел эти могилы. Завтра и вы их увидите.