– Девять лет назад! – выкрикнул он, выставив сжатые кулаки. – Девять лет назад, когда мы убили ее – женщину, которая любила его, а не меня! Женщину, которую он выиграл в покер в Сан-Франциско, а я был с ним рядом. Я ее охранял все эти годы! А негодяю, которому она принадлежала, было стыдно, что она не белая! Я хранил ради нее его проклятый секрет, пока тот не сожрал его! И это был я, кто похоронил его после того, как вы его отравили! И выполнил его последнюю просьбу – положить его рядом с ней и установить надгробный камень. С тех пор я здесь не был ни разу – не хотел с ним встречаться!
– Встречаться? Гофер, бедолага, он же мертвый…
– Вот поэтому я его и боюсь!
Я проводил беднягу до повозки и на прощание пожал руку.
Вечерело, когда я стоял на обочине. В густеющей тьме я провожал взглядом все более смутные очертания фургона. Вечерний ветер доносил до меня звуки энергичных ударов, и я слышал голос:
– А ну, шевелись, лоханки старые!
Психологическое кораблекрушение
Лето 1874 года я провел в Ливерпуле, куда меня забросили дела торгового дома «Бронсон и Джаррет» из Нью-Йорка. Кстати, Уильям Джаррет – это я, поскольку мы с Бронсоном были компаньонами. Были, потому что в прошлом году он умер. Фирма обанкротилась, а Бронсон не смог перенести столь жестокого удара судьбы.
Покончив с делами, я почувствовал себя совершенно опустошенным и разбитым и подумал, что длительное морское путешествие пойдет на мне пользу и благотворно отразится на моем здоровье. Поэтому, вместо того чтобы воспользоваться одним из многочисленных чудесных пассажирских пароходов, курсирующих через Атлантику, я решил отправиться в Нью-Йорк на парусном судне. Мне не было нужды размышлять, на каком корабле остановить свой выбор – прежде я зафрахтовал судно для перевозки разнообразных грузов, закупленных в Англии для фирмы. Так я очутился на «Утренней заре».
Парусник был английским и относился к тому типу судов, на которых пассажиры, отправляясь в плавание, не могли рассчитывать на особый комфорт. Впрочем, попутчиков у меня оказалось всего двое: молодая женщина-англичанка и ее служанка – мулатка средних лет.
Помнится, глядя на свою попутчицу, я подумал, что молодая леди едва ли нуждается в том, чтобы ее опекали. Однако некоторое время спустя, после того как мы познакомились, девушка объяснила, что бедная женщина, собственно, не ее служанка. В свое время этой несчастной довелось пережить страшную трагедию: ее хозяева – супружеская пара из Южной Каролины, гостившая в доме отца девушки, – скончались друг за другом в один день, и, так как у нее больше никого не было, она осталась в семье англичанки. Данное обстоятельство (само по себе весьма необычное) обязательно запечатлелось бы в моей памяти, даже если бы позднее, в одном из разговоров с попутчицей, не всплыло, что имя умершего мужчины полностью совпадало с моим. Его звали Уильям Джаррет. Мне приходилось слышать, что одна из ветвей нашего рода действительно обосновалась где-то в Южной Каролине, но сверх этого мне ничего о них не было известно.
* * *
«Утренняя заря» покинула Ливерпуль 15 июня. Несколько недель небо было безоблачным, свежий бриз подгонял наш парусник. Капитан – вероятно, хороший моряк, славный, но недалекий человек, – к счастью, не докучал своим обществом: наши встречи с ним случались главным образом за обеденным столом в кают-компании. Мы были предоставлены самим себе, и у меня, и у юной Жанетт Харфорд (так звали англичанку) было достаточно времени, чтобы хорошо узнать друг друга. По правде сказать, мы почти не расставались.
Будучи человеком аналитического склада ума, я старался понять и определить то странное, необычное чувство, которое разбудила во мне Жанетт, – едва уловимое, неясное и в то же время властное влечение, неизменно заставлявшее искать ее общества, но, увы, не находил ему вразумительного объяснения. Единственное, в чем я мог поклясться, что это была не любовь, а нечто иное. Я старался разобраться в характере охватившего меня чувства и, поскольку был уверен в добром расположении молодой женщины ко мне, решил обратиться к ней за помощью.
Долго я не решался заговорить об этом, но вот однажды вечером (помнится, это было третьего июля) мы расположились в шезлонгах на палубе, и я, несколько вымученно улыбаясь, попросил ее помочь разрешить этот психологический феномен.
Некоторое время она совершенно не реагировала на мои слова: сидела молча, отвернувшись, устремив взгляд в безбрежный океан. Так продолжалось довольно долго, и я уже начал беспокоиться, не слишком ли бестактно, неделикатно я веду себя. Затем она медленно повернула голову и пристально поглядела в мои глаза. Невозможно описать, что тогда со мной произошло. Без сомнения, взгляд ее глаз приобрел вдруг магическую силу. Он подчинил, растворил мой разум и наполнил мое сознание видениями и образами столь странными и доселе неведомыми, что я едва ли смогу внятно описать то состояние, в которое впал. Она смотрела не на, а сквозь меня, будто из необычайной дали, и взгляд ее был словно и не ее взгляд – он утратил индивидуальное, присущее только ей выражение. Казалось, что на меня глядели глаза всех тех людей, кого я когда-то встречал на своем пути и чьи мимолетные взгляды я когда-то ловил. Но только теперь в них было то же странное выражение, что меня поразило у Жанетт. Парусник, небо, океан – все исчезло. Все перестало существовать, кроме безмолвия лиц, глаз, фигур, заполнивших палубу – сцену в этом необычайном, фантастическом спектакле. А затем… Тьма обрушилась, и словно бездна поглотила меня…
* * *
…Сознание и зрение медленно возвращались. Непроглядный мрак, окружавший меня, постепенно редел, превращаясь в сумеречную дымку, из которой все отчетливее проступали знакомые очертания мачт, палубы, оснастки. Мисс Харфорд лежала в шезлонге откинувшись. Глаза ее были закрыты, она спала. На коленях, раскрытой, лежала книга, которую она читала на протяжении всего путешествия. Сам не понимая, зачем я делаю это, я протянул руку, взял книгу и посмотрел на заглавие. У меня в руках был экземпляр редкой, весьма любопытной и довольно-таки странной книги – «Размышлений» Деннекера. Один абзац на раскрытой странице был отчеркнут ногтем: «…может случиться с человеком и так, что на какое-то время душа его будет разделена с телесной оболочкой. Подобно тому как бегущий ручей, пресекая вдруг путь другого, более слабого потока, становится сильнее, так и родственные души, когда пути их пересекаются, сливаются в общую, в то время как тела их следуют предопределенными им путями. Но как происходит это, человеку познать не дано и никому не ведомо».
Смеркалось. Солнце скрылось за линией горизонта. Мисс Харфорд встала. Хотя было не холодно, ее знобило. Не доносилось ни дуновения: стоял мертвый штиль. Небо было безоблачным, но звезды еще не зажглись. Вдруг торопливый топот ног огласил палубу. Капитан, поднявшись снизу из своей каюты, присоединился к первому помощнику, застывшему у барометра. «О Боже!» – расслышал я его восклицание.
Час спустя все было кончено. Невидимый в темноте и брызгах разбушевавшейся стихии парусник поглотила морская пучина. Я сжимал в объятьях тело Жанетт Харфорд до тех пор, пока его не вырвал из моих рук водоворот тонущего судна. Сам же я спасся лишь потому, что привязал себя к обломку мачты.