Островитяне - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Десницкий cтр.№ 64

— Островитяне, — бормотал спросонья Марк, — мы часто думаем, что мы острова. Но никто из людей не остров. Мы все островитяне.

Марк Аквилий Корвин. Корвин — это значит «Вороний», и уже трудно вспомнить, когда и почему ему дали именно это прозвище. Черные ли волосы, как вороново крыло, или повадкой был на ворона похож, или просто нравилась отцу эта птица. .. Так все и звали. Так и жил хищным вороном. Клевал, рвал когтями. Жил в чужих гнездах.

Он сменит теперь имя. И каким он станет через год-другой на этом острове шалфея, соли и меда? Он будет владыкой своего Острова и назовется… Максимом. Да, Величайшим — никого не будет на Острове важнее, сильнее, главнее него. А остальное неважно. Рим пусть обойдется без него. Он — господин своей жизни. В ней он будет теперь главным.

Да, он даст сам себе новое прозвание, Максим, какое дают только великим победителям — он сумел победить самого себя. А если… а если ей захочется, он, пожалуй, выберет и другое новое имя. Да хоть Симон, на здоровье. Симон — это ведь был человек, который просто решил быть собой, подходит и Марку.

Женитьба… Разумеется, отец ни за что не согласится расторгнуть прежнюю помолвку и принять в невестки Эйрену. Но зачем обязательно связывать себя браком? Никто не воспрепятствует их счастью здесь и сейчас, а тот далекий римский брак… да зачем он, на самом деле, нужен! Сейчас, когда Аквилии близки к опале, никто не будет настаивать на связи с ними. Все как-нибудь устроится с той помолвкой.

И к тому же, вспоминал Марк, если свободная женщина проживет год хозяйкой в его доме, она становится его женой по тому же праву, по которому приобретается в собственность вещь после года открытого и беспрепятственного пользования. И так при желании можно даже не спрашивать отца, поставить потом в известность — надо будет только уточнить у тех, кто разбирается, как все это правильно оформить, начиная с манумиссии ^[99]. Юст пусть пригласит на Остров какого-нибудь знатока законов.

Впрочем, все это потом. А сейчас — короткая прогулка до берега, купание в холодном и бодрящем море и завтрак, радостный завтрак бесконечного весеннего дня, который ему теперь предстоит прожить вдвоем со своей любимой.

Но еще прежде моря он решил заглянуть в комнату, где она раньше спала вместе с Рыбкой, — вдруг она там. На пороге столкнулся с Рыбкой — та лишь пробормотала привычное «Сальве», опустив глаза. Вот уж не ожидала такого исхода.

— Думаешь, накажу тебя за клевету? — усмехнулся Марк. — Зачем, когда ты сама себя наказала? Где, кстати, та… кого скоро назовешь хозяйкой?

Рыбка вскинула изумленный взгляд и тут же снова опустила.

— Где Эйрена?

— Я… не знаю, господин, она не ночевала здесь.

Да, пожалуй, теперь придется прикупить еще одну рабыню. Кто-то должен заниматься уборкой дома и ухаживать за самой Эйреной. А Рыбку — Рыбку оставим на кухне, готовит она хорошо. И пусть всегда подает Эйрене, это лучшее наказание для наглой вруньи.

Марк вышел в сад, там ковырялся Черенок — самое теперь время для посадок. Даже не сразу заметил господина, пришлось его окликнуть:

— Эй!

Он подбежал, впрочем, не суетливо, склонил голову. Наконец-то выучился рабству.

— Как там в этой вашей книге… про красоту возлюбленной?

— Про Шуламит?

— Да, да. Как?

Он чуточку медлит, не зная, какие строки выбрать к этому случаю. А потом читает нараспев по-гречески:

— Именно так, — нетерпеливо соглашается Марк, — Именно так.

А раб Черенок — левит, сын левита, брат своего брата, правнук Авраама, Исаака и Иакова — левит Элеазар продолжает:

— Как точно и как верно! И там еще было про любовь. Что не залить ее водам многим. И что сильна она, как смерть. Так где же она?

— Кто, господин?

— Та, о ком эти стихи.

Иудей улыбается не губами и не глазами — всем свои обликом, даже натруженные руки прижимает к груди.

— Добрая весть, господин. Какая добрая весть! Нет, я не видел сестры моей Шуламит. Она не заходила нынче в сад.

Марку было бы достаточно развернуться и уйти, но сегодня он даст высказаться и рабу. Ему же не терпится, ему только дай поговорить.

— И что еще?

— Грозна она, как полки под знаменами. Страшна, господин мой, любовь. Страшна и прекрасна. Желаю тебе победы.

— Я уже победил.

— …над собой, мой господин. Ибо прекрасна твоя возлюбленная, как Иерусалим, и ее тоже можно разрушить.

— Хорошие стихи, Лазарь, — отвечает Марк, — ведь твое прежнее имя Лазарь?

— Благодарю, господин. Так и есть.

Марк идет дальше, к морю, улыбается по дороге девчоночкам Стряпухи, которые тащат какую-то раннюю зелень на кухню — верно, в приправы. Надо все-таки спросить, как их зовут.

Он бурно и весело окунается в холодные весенние воды, чтобы смыть, наконец-то смыть всю усталость и грязь прошлой жизни, чтобы утро застало его омытым и обновленным, чтобы пахнуть для нее солью и ранним солнцем, как пахнет сама любовь.

Все, кажется, сохраняется прежним в этом мире — только мир стал иным, прекрасным и юным. Пахнет все так же ветром и травами Адриатика, светлеют и расступаются горы, выше поднимается небо и пригревает почти по-летнему солнце, и Марк счастлив, молод, любим.

Он возвращается к завтраку (подает Рыбка), и перебрасывается шутками с Филологом — глаза у того действительно карие и довольно зоркие. Хотя он прав, тут только слепой не заметит. Только сам Марк — он один и был слеп.

И еще обсуждает с Юстом, какие перемены нужно будет сделать в доме, какую комнату отвести Эйрене, как украсить и обставить. Для этого даже не нужно спрашивать ее саму, она ведь выросла в небогатом доме и не знает, как должна выглядеть настоящая вилла. И к тому же пусть этот подарок будет неожиданностью для нее! Все потребное можно заказать из Эпидавра.

Марк ждет ее еще час, и другой, и третий. Начинает беспокоиться, но никто во всем доме не видел, как и когда она вышла, не знает, куда могла пойти. После полудня отправляет на поиски всех, кто только есть в его доме, и шлет весточку Луцию.