— И что теперь? — он был полон решимости бороться. Не тридцать седьмой, даже не восемьдесят шестой — почти уже девяностый на дворе! Гласность, перестройка, демократизация!
— Да ничего особенного. Есть желание с вами переговорить. Не у меня, но я вас отведу.
— А если я откажусь? Что, арестуете?
— Зачем же, — тот покачал головой, — ну что вы из нас делаете каких-то монстров… Ну, просто тогда придется официально вызывать вас в деканат, Денис Васильевич. Мы бы хотели избежать огласки, да, поди, и вы? Или в военкомат. Или, скажем, нагрянуть с финансово-налоговой проверкой в этот ваш институт культуры... Ах да, у вы же «Университетом Цивилизаций» назвались, вы же планетарного масштаба. Поди, наличные принимаете без ордеров-квитанций? При себе нет их случайно? Объяснить происхождение сможете? Словом, к чему нам эти обременительные формальности? Просто частный небольшой разговор… На часик, не больше. Пойдемте?
И обмякая, сдаваясь, позволяя себя увести — он мог думать, что тем самым помогает ближним. Спасибо, старший лейтенант, ты облегчил трудный выбор. Профессионально облегчил.
Идти оказалось совсем недалеко — через пару кварталов, в тихом дворике, какой-то закуток на первом этаже вроде дворницкой, а из него — проход в небольшую двухкомнатную квартиру с тошнотными обоями и обшарпанной мебелью, в такой жить бы пьющему инженеру и замордованной учительнице с единственным отпрыском-двоечником. А вот гляди ж ты, как квартиру используют.
Навстречу из кухни (там уже посвистывал чайник) вышел тип попредставительней, лет тридцати, с волевым, но доброжелательным лицом, в очках металлической оправы, в легком свитерке с ромбами поверх бежевой рубашки, домашняя небежная элегантность, протянул руку:
— Проходите, Денис, будем знакомы, я Аркадий Семенович.
Этот уже без отчества обращается, отметил Денис, и руку, замешкавшись, подал. Он решил не упускать инициативы:
— Здравствуйте. А звание назовете? — снял, не торопясь, куртку, повесил, про разуваться даже и спрашивать не стал — вот он наследит и пусть потом убирают!
— А звание мое вам без надобности, — усмехнулся тот, — хотите лучше чаю? Хорошего, «со слоном».
— Не откажусь, — Денису казалось, что в его голосе звучит твердость и решительность.
— Ну вот и отлично, как раз вскипел. Сейчас заварю.
Закипал, пожалуй, разум возмущенный самого Дениса. Привели — и что? И начинал бы свой допрос! А то нет, тянет. Но ничего, прошел за ним на кухню, сел на выщербленную, неудобную табуретку. Даже на этом экономят!
Гебешник аккуратно залил кипятком две щепоти заварки в чайничке, закрыл крышечкой, достал из шкафчика блюдце с дешевыми печеньками, поставил перед Денисом. Какие у него мягкие, холеные руки с обручальным кольцом на безымянном правой руки… Примерный семьянин, не иначе!
— Вы, наверное, — говорил тот запросто, по-домашнему, — ждете от нас каких-то ужасов, то ли пыток, то ли вербовки. Я вас разочарую: ничего этого не будет. Просто чаю попьем, поговорим о жизни.
Денис молчал. Он изготовился уже к протесту, к отпору — но перед ним был воздух, нечему было сопротивляться. Фантом.
— Я смотрю, вы в армии отслужили, вернулись, занялись учебой, одновременно уроками зарабатываете, прямо как чеховский какой-нибудь студент — вот очень всё правильно, положительно у вас выходит. В излишествах не замечены. Ленина разве что не любите, но это по нынешним временам модно, к тому же молодости свойствен радикализм.
Денис молчал. Куда, интересно, делся тот, первый, который на улице к нему подошел? Неужели стоит там за дверью? И если разговор пойдет плохо, то… Но ничего угрожающего не было в этом невнятном мягком человеке, в его почти ласковой интонации, в запахе чая со слоном, в перестуке допотопных ходиков на стене.
— Вот о чем я хотел бы поговорить — это о вашем увлечении религией.
— Теперь уже можно! — не выдержал он, — вам же наверняка доложили про мой карманный Новый Завет, я его еще в армии читал!
— Нам, о чем надо, докладывают, — ответил гебешник спокойно, и Денис понял, что про ту историю в армии он ничего не знает, она по инстанции не прошла, — вот, к примеру, о ваших художествах в туалете на первом курсе… но вы не волнуйтесь, это всё ерунда, особенно теперь, в период гласности и перестройки.
— Тогда…
— … о чем я хотел с вами поговорить, правильный вопрос, Денис. О религии. Вы читаете книги, заглядываете иногда в церковь, подумываете, наверное, о том, чтобы стать примерным прихожанином, не так ли? А может быть, и священником?
— А причем здесь вы? — искренне удивился он, — теперь же…
— …это не преследуется, верно. И даже не особо контролируется, на том уровне, как раньше, по крайней мере. Не волнуйтесь, я не буду просить вас докладывать об антисоветских настроениях или разговорах в студенческой или церковной среде — таких разговоров у нас теперь хватает в прессе и даже на телевидении. Да и добровольных информаторов. Так что если свежий анекдот про Горбачева — сами первые расскажем.
— Так зачем вам я?
— Скорее, я бы сформулировал вопрос так: чем вам можем быть интересны мы…
— Ничем, — Денису было легко ответить, он знал заранее. По спине пробежали предательские мурашки: вот теперь, вот сейчас… Но нет. Обошлось.
— Не торопитесь. Я даже не говорю о том, что мы можем помочь — ну, или помешать — вашей карьере, притом действенно. Но есть вещи поважнее. Допустим… ну просто предположим, for the sake of argument,
[6] как говорится на языке вероятного противника: вы закончите университет и станете делать карьеру в духовной сфере. Можно пойти длинным путем: поступить в семинарию, знаете, это еще четыре года фактически той же казармы, да еще и с зубрежкой. А можно — и в этом как раз нетрудно будет вам помочь — сразу получить рукоположение, приход в центре Москвы, доброжелательное отношение начальства. Образованные, честные пастыри сейчас на вес золота.
— А взамен — душу?
— Не дерзите, юноша, — голос гебешника не дрогнул, — взамен лучше чаю попейте. Кажется, заварился уже.
— Я ведь даже не крещен пока что, а вы о рукоположении… — Дениса задевало, что говорит он вяло, неуверенно, словно оправдывается перед ним, а надо бы наступать, надо не давать ему продвигать собственный план! Но не получалось, даже голос как будто дрожал.
— Вопрос о крещении решается, насколько мне известно, за полчаса и за четвертной… у вас наверняка найдется — а в особых случаях можно договориться и о скидке. Студенту пойдут навстречу, я уверен.
Он разлил чай, достал из шкафчика сахарницу и две ложечки:
— С сахаром, сами знаете, в стране временные трудности в связи с самогоноварением и сокращением импорта. Подумывают даже о введении талонов в столице, в провинции так уже давно. Знаете свежий анекдот? Приходит гость с улицы, заходит в ванную. Его приглашают чай пить. Вы руки, — спрашивают, — мыли? А вы с мылом мыли? Точно с мылом? Ну тогда чай без сахара. А вы берите, накладывайте, не стесняйтесь. Вы же рук не мыли.