Она ни в чем не обвиняла Томаса, чтобы он не побоялся обнародовать письмо. Но она не могла не уязвить мужчин, отказавшихся ее выслушать, и знала, что высказывания в адрес властей не помешают Томасу сначала показать письмо преподобному, а затем вместе с Джоном Нортоном — полиции. Она представляла, как они ищут ее. Мысленно она видела всадников, скакавших по снегу в лесу и уклонявшихся от низких веток. Но они не найдут ее.
Прежде чем задуть свечу, она спрятала письмо на дне сундука вместе с двумя вилками и бутылочкой, где когда-то был аконит. Она поставит на письме дату, когда будет готова, как только придет время.
32
Я шлюха или ведьма?
Показания Мэри Дирфилд, из архивных записей губернаторского совета, Бостон, Массачусетс, 1663, том I
Направляясь к гавани, вновь выбрав длинную дорогу в обход ратуши, Мэри вспоминала карту Нового Света, которая висела в доме ее родителей. Варианты всегда были, и теперь они с Генри обсудят их. Все равно что бросить камешек в пруд и смотреть, как круги расходятся всё шире. Есть Род-Айленд. Есть Новый Амстердам. Но мир велик, и Мэри знала, что ей нужно оказаться как можно дальше от Бостона, если она хочет начать новую жизнь. Она жаждала удалиться от города, который чуть не привел ее в объятия Дьявола и к убийству двух людей, одного из которых она с уверенностью могла назвать чудовищем. Но она также хотела начать новую жизнь подальше от скамьи этих ограниченных и жалких магистратов и от тролля, который приходился ей мужем.
И она хотела начать новую жизнь с Генри Симмонсом.
Мэри ни словом не обмолвилась ему о своем плане убить Томаса и сделать так, чтобы в этом обвинили Кэтрин. Она только сказала ему, что его поддержка неоценима, и предупредила не беспокоиться о ней, когда матушка Хауленд и ей подобные начнут кудахтать.
Она вспомнила, что ее отец говорил о корабле, который должен прибыть до Рождества — праздника, до которого здесь, в Бостоне, никому нет дела, но именно эту дату Джеймс использовал в качестве ориентира, говоря о графике поставок. Судно прибывало из Вест-Индии и затем возвращалось обратно. Ее отец был знаком с капитаном.
Мэри не знала в точности, какими средствами располагает Генри, но ей было известно, что они у него имеются. Однако наследство он еще не получил. Она не знала, каковы его сбережения.
Но он находчив и умен. Они что-нибудь придумают.
Ее новый план заключался в том, что они скроются на Ямайке, когда придет корабль, о котором упоминал отец. Остров принадлежал Британии вот уже семь лет. Как только погода улучшится настолько, что можно будет плыть в Англию, — скорее всего, это будет в марте, — они с Генри отправятся туда на другом корабле.
Ее родители узнают, что она жива, но, кроме них, — никто. Они не одобрят ее решения покинуть Бостон и будут волноваться о ее душе. Но им станет легче, когда ей больше не надо будет бояться Томаса Дирфилда и наветов, которые преследовали женщин, посмевших возражать мужчинам, что стояли во главе колонии и которые неизбежно пророчили либо изгнание, либо виселицу.
Когда Мэри пришла на склад, Валентайн Хилл сидел за своим столом. Генри нигде не было видно. Почтенный господин поднялся при виде гостьи.
— Добрый день, Мэри. Чему я обязан такой радостью? Вы уже заходили к своему отцу?
— К нему я тоже загляну, — ответила она. Изначально она не собиралась навещать отца, но теперь, видимо, придется, чтобы соблюсти приличия. — Я пришла, чтобы повидаться с Генри.
Какое-то время оба молчали. Затем Хилл положил руки на стол и посмотрел вниз, на лежавшую между ними книгу учета. Не глядя Мэри в глаза, он спросил:
— Умно ли это?
— Вы боитесь сплетен?
Он поднял взгляд.
— Нет, я боюсь за вас. Могу я спросить, с какой целью вы хотите его увидеть?
— Да, вы имеете на то полное право. Я много молилась и хочу дать ему знать, что и Томас, и я его простили.
— Я могу передать ему это, Мэри, и буду счастлив это сделать. Это благородно с вашей стороны.
— Но, пожалуйста, могу я сама ему это сказать?
Хилл грустно улыбнулся, ласково глядя на нее.
— Конечно. Вы умная девушка. Но, должен признаться, я опасаюсь, что потакаю Дьяволу — или, что еще хуже, — моему племяннику.
Она кивнула в ответ на его слабую шутку и ответила:
— Если Дьявол захочет заполучить меня, он придет не в обличии вашего племянника.
— Хотел бы я иметь вашу уверенность.
— Вы друг моего отца, — сказала Мэри, сняла перчатку и показала на свою левую кисть. — Видите синяк и шрам? Это не метка ведьмы. Это след от вилки, а синяк оттого, что Томас недавно ударил мою руку о ночной столик.
Хилл посмотрел на ее руку и потер виски.
— Не знаю, есть ли у меня надежда увидеть Небеса…
— Как и я.
— Но «Пеликан» вчера пришвартовался поздно. Генри на втором причале. Он там с матросами.
— Благодарю вас, — произнесла Мэри.
— Я не уверен, что заслуживаю благодарности. Вы ведь вовсе не несете весть о вашем и Томаса прощении. Я прав?
— Нет, — ответила она, потому что не хотела терзать его душу. — Я лишь намерена заверить Генри, что ни Томас, ни я не держим на него зла. Мы хотим, чтобы он взирал на Небеса с уверенностью в своем абсолютном искуплении — во всяком случае, в наших глазах.
Она понадеялась, что Хилл ей поверил. Но, уже отойдя от склада, обернулась и увидела, что он стоит в дверях и на его лице написаны горечь и тревога.
Мэри подошла к краю дока, окинула взглядом стоявшие на якоре корабли и маленькие шлюпки среди белых гребней волн и вдохнула холодный соленый запах океана. Доски у нее под ногами были влажные, и она позавидовала мужчинам, которым было тепло и сухо в их кожаной одежде — по крайней мере, теплее и суше, чем ей.
— Кого вы ищете? — спросил моряк, которому было вряд ли больше семнадцати лет. Он остановился рядом с ней у подножия доски, перекинутой на борт «Пеликана». Его лицо было испещрено прыщами, а над губой пробивался пушок, но глаза были большие, добрые, кофейного цвета.
— Спасибо, что спросили, — ответила Мэри. — Я ищу Генри Симмонса.
Моряк взбежал по доске, точно белка, помогая себе руками.
Мэри разглядывала чаек, в особенности одну, с чрезвычайно широкой грудью, которая, точно часовой, сидела на краю перил. Но ей не пришлось долго ждать. Обернувшись к «Пеликану», она увидела Генри в кожаном камзоле, осторожно спускавшегося по доске.