Нетленный прах - читать онлайн книгу. Автор: Хуан Габриэль Васкес cтр.№ 92

– Что значит «эти вещи»? – спросил я. – Что значит «применять их», Карлос? Почему «их»? Он оставил вам что-то еще? И как это все попало к доктору? Почему это оказалось у него, если в год смерти генерала Урибе он еще не родился?

Я видел, как он думает, и почти слышал, как проворачиваются колесики в его мозгу, покуда Карбальо оценивал риски и степень моей надежности и пытался прочесть по моему лицу, чтó я сделаю (или чего не сделаю) с полученными от него сведениями.

– Мне кажется, нам не следует торопиться, – вымолвил он наконец. – Недаром же говорится, широко шагаешь – штаны порвешь.

– Не понимаю вас, Карлос. Это просто великолепно, не в обиду вам будь сказано. То, что я держал череп в руках, что смог прикоснуться к нему… Я по гроб жизни буду вам благодарен за эту возможность. Однако не могу в толк взять, как это соотносится с нашим проектом.

– Вы в самом деле благодарны мне?

– Безмерно, – ответил я.

Кажется, это было первое слово, произнесенное мною искренне. Ибо именно так я чувствовал: оттого, что у меня в руках оказались эти останки и мои живые пальцы дотронулись до этих костей, меня просто захлестнули чувства, которых я не испытывал с того дня в 2005 году, когда увидел в доме Бенавидеса позвонок Гайтана, однако теперь я вступил в этот контакт с реликвией во всеоружии собственного опыта, обогащенного девятью годами, минувшими с тех пор. И потому сейчас, сидя в этой комнате, куда уже начал проникать через окно свет зари, держа в робких пальцах череп генерала Урибе Урибе, я почувствовал, что жизнь повела меня по совершенно неведомой стезе, и одновременно – что поле моего зрения сужается и что-то ускользает от меня, как бывает, когда, стремясь рассмотреть получше детали картины, подходишь к ней слишком близко.

– Что же… это многое меняет, – сказал я. – Я возьму книгу с вашего разрешения, постараюсь прочесть как можно скорее, верну и тогда поговорим.

– Нет, это невозможно, – ответил Карбальо. – За пределы моего дома книга не выйдет.

– Что же вы мне предлагаете? Приходить сюда и читать? Как в публичную библиотеку?

– Почему вам это кажется таким нелепым? – возразил Карбальо. – Я возвращаюсь домой в пять утра. Будем встречаться здесь, а, покуда я сплю, вы будете читать. А потом обсуждать. Мне очень жаль, но другого способа нет, потому что книгу, повторяю, выносить из этого дома нельзя.

Я собирался было возражать, но вовремя вмешался здравый смысл: этот человек, считая, что принуждает и заставляет меня, предлагает мне проводить по несколько часов в день у себя в квартире, фактически в одиночестве. То есть, покуда он спит и избавляет меня от своего присмотра, я получаю возможность безнаказанно обшарить весь дом, каждый уголок его – и отыскать пропавший позвонок Гайтана. Только идиот мог бы отказаться от подобного предложения.

– Начнем завтра? – спросил я.

– Ну, если вы все взвесили…

– Я взвесил. Но меня кое-что смущает.

– Что именно?

– Чем заменили этот фрагмент в черепе Урибе? В протоколе вскрытия сказано, что череп реконструирован.

– Реконструкция не подразумевает возвращение теменной кости на место. Я, слава богу, всего насмотрелся на занятиях у маэстро Бенавидеса. Существует, к примеру, банк костей. Когда мы забираем у трупа какие-нибудь кости для этого банка, мы реконструируем скелет с помощью палки от швабры и пакли. Видите ли, когда я много лет тому назад начал плотно общаться с маэстро, узнал немало такого, о чем даже не подозревал. К примеру, обнаружил, что в хирургических отделениях имеется холодильник, где хранятся теменные кости. Вот такие же, как эта. При черепно-мозговой травме снимают кусок черепа, чтобы мозгу было куда, грубо говоря, «отечь», чтобы у него от внутричерепного давления не полопались все сосуды и пациент бы не умер. Потом, когда отек спадет, кость вернут на место. А если фрагмент в это время почему-либо нет возможности хранить в холодильнике, его вшивают в брюшную полость, где он защищен тканями от инфекций. Можно извлечь у пациента кусочек кости и прикрыть это место кожей. Никто ведь не полезет проверять, насколько тверд череп у такого-то сеньора. Мне думается, именно в таком виде покоится в своем склепе на кладбище Сентраль и генерал Урибе.

Вернувшись домой, я задернул шторы в своей комнате (жены с дочками не было дома: и к лучшему, потому что у меня не было ни сил, ни достаточной ясности в мыслях, чтобы кому-либо объяснять случившееся), и тут вдруг на меня навалилась неимоверная усталость, накопившаяся за всю эту бессонную ночь. Я заткнул уши синими берушами, которые использую, когда сажусь писать, и лег в постель. Поначалу еще опасался, что, как ни измучен я был, обуревавшее меня возбуждение прогонит сон. Но уже мгновение спустя потерял связь с реальностью и заснул так глубоко и крепко, как не спал, наверное, с юности: погрузился в сон, похожий на действие анестезии; утратил представления о времени и пространстве; исчез в некоем нигде, в месте, где нет тебя самого и никого, кто знал бы, что ты спишь; ушел в какие-то края, только вернувшись из которых понимаешь, как же настойчиво тело твое требовало отдыха. Это был сон без сновидений, откуда сначала так трудно выплыть, а потом не понимаешь, где ты и кто ты, и тебя охватывает острое чувство одиночества, и накатывает грусть, и так хочется, открыв глаза, увидеть рядом кого-то, кто поцелует тебя и поцелуем напомнит, где мы, какой жизнью живем и как повезло, что нам по счастливому случаю досталась именно эта жизнь, а не другая.

Вечером я позвонил доктору Бенавидесу. Когда я рассказал обо всем, что видел у Карбальо дома, в трубке повисла мертвая тишина.

– Теменная кость, – наконец выговорил Бенавидес. – Она у него.

– Вы знали о ее существовании?

Опять пауза. Кроме пощелкиванья статических разрядов, слышалось звяканье столовых приборов. Бенавидес, сообразил я, обедал в кругу семьи, а я его оторвал. Но, кажется, он не придал этому значения.

– Отец несколько раз приносил ее домой. Мне в ту пору было лет семь, что ли. Или восемь. Отец показывал мне ее, объяснял, что это. Давал потрогать, повертеть в руках, разглядеть с разных сторон, перевернуть. Так что же – она теперь у Карбальо?

– Ну да. Мне очень жаль, – сказал я, хоть и сам не знал – чего именно.

– И буквы, да? Инициалы на лобной кости?

– Да. Инициалы Р. У.У.

– Помню их прекрасно, – сказал Бенавидес. Теперь в трубке не было посторонних звуков: должно быть, он заперся в другой комнате, подальше от шума семейного обеда. – Они меня завораживали, казались какой-то фантастикой, что на лбу у кого-то могут быть буквы. Отец очень веселился по этому поводу. И говорил: «Да у всех у нас есть такое. У всех на лбу инициалы вырезаны». И я часами простаивал на скамеечке – ну, чтоб поближе к свету – перед зеркалом в ванной, вглядывался, одной рукой отведя волосы со лба, а другой – стараясь нащупать на нем буквы Ф. Б. Водил по лбу пальцем, все искал это «Ф» и это «Б», «Ф» и «Б». Потом бежал жаловаться: «Папа, ничего нет!» А он прикасался к моему лбу, скорее лаская, чем что-нибудь иное, и отвечал: «Да вот же они, я их нащупал!» Потом проводил той же рукой по своему лбу, делал такое страшно сосредоточенное лицо и изрекал глубокомысленно: «Да-да, вот они – “Л.А.Б”. Ну-ка, пощупай». Я щупал, но и у него тоже ничего не находил, и очень огорчался. Я как живого вижу его перед собой – вот он с сосредоточенным лицом подставляет лоб своему маленькому сыну. И я со своими детьми играл так же. Сдается мне, Васкес, вы понимаете, о чем я.