Майя подняла голову, посмотрела на Элейн, дважды моргнула.
– Майк, – сказала она. – Его зовут броненосец Майк.
Так Элейн узнала, что Барбьери приезжал к ним в гости пару недель назад, когда она вместе с главой местного управления работала над проектами, у которых не было будущего. Рикардо ничего не сказал ей: почему? Она спросила его при первом же случае, но он просто ответил:
– Забыл упомянуть.
Элейн не отступала:
– Зачем он приезжал?
– В гости, Елена Фритц, – сказал Рикардо. – И может приехать снова, так что не удивляйся. Он же наш друг.
– Он не наш друг.
– Во всяком случае, мой, – ответил Рикардо и повторил это еще раз.
Как и объявил Рикардо, Майк Барбьери вскоре приехал снова. Но время для визита он выбрал крайне неудачное. В апреле 1976 года сезон дождей стал настоящим бедствием: от наводнений пострадали большие города, оказались затоплены сотни домов, под их обломками погибли люди, оползни перекрывали движение на горных дорогах, множество деревень оказались отрезанными от мира; в одном из районов имел место жестокий парадокс: целая деревня, где не было водопровода, осталась без питьевой воды, а на нее обрушивались потоки библейских масштабов. Река Ла-Миэль вышла из берегов, Элейн и Рикардо помогали рыть канавы, чтобы отвести воду от затопленных домов.
С экранов телевизоров те, кто отвечает за прогноз погоды, рассказывали о пассатах, о сбоях в тихоокеанских течениях, ураганах с идиотскими названиями, которые формировались в Карибском бассейне, о том, как все это влияло на ливни, обрушившиеся на «Виллу Елена», – они нарушили распорядок дня, всю их привычную жизнь, потому что влажность была такой, что выстиранная одежда не высыхала, стоки забивались опавшими листьями и утонувшими насекомыми, а террасу затопило раза четыре, так что Элейн и Рикардо приходилось вставать посреди ночи и полуголыми, если не считать тряпок и метел, защищаться от воды, которая начинала подтапливать столовую.
В конце месяца Рикардо пришлось отправиться в очередной рейс, и Элейн в одиночку сражалась с наводнением. После этого она возвращалась в кровать, чтобы еще немного поспать, но у нее ничего не получалось, и она включала телевизор и смотрела, загипнотизированная, на экран, на котором тоже шел дождь, телевизионный и черно-белый, и его размеренный шум оказывал на нее неожиданно успокаивающее действие.
Рикардо не вернулся, когда обещал. Это случилось не впервые – задержки на два-три дня были в пределах допустимого, бизнес Рикардо предполагал непредвиденные обстоятельства – и пока не было причин беспокоиться. Поужинав рисом с рыбой и несколькими кусочками жареного банана, Элейн уложила Майю в постель, прочитала ей несколько страниц из «Маленького принца» (с нарисованным барашком, от которого Майя умирала от смеха) и, когда девочка перевернулась на бочок и заснула, Элейн по инерции продолжала читать. Ей нравились иллюстрации Сент-Экзюпери, потому что они напоминали ей о Рикардо, как и те страницы, когда Маленький принц спрашивает пилота, что это за штука, а пилот говорит ему: «Это не штука. Это самолет. Мой самолет. Он летает»
[50]. Она как раз читала, как встревожился Маленький принц, когда спросил пилота, не упал ли тот тоже с неба, когда услышала шум мотора и мужской голос. Но оказалось, что это не Рикардо, а Майк Барбьери, который приехал на мотоцикле мокрый с головы до пят, его волосы прилипли ко лбу, рубашка к груди, а ноги, спина и руки до локтей были покрыты толстым слоем грязи.
– Ты знаешь, который час? – спросила Элейн.
Майк Барбьери стоял на террасе, потирая руки, с него стекала вода. Зеленый армейский рюкзак лежал рядом на полу, как мертвая собака, и Майк смотрел на Элейн пустыми глазами, как те крестьяне, подумала Элейн, которые смотрят, но не видят.
Через пару долгих секунд он, казалось, очнулся, как от сна.
– Я приехал из Медельина, – сказал он. – Не предполагал, что попаду в такой ливень. Думал, руки от холода отвалятся. Не понимаю, как может быть так холодно в таких жарких местах, просто конец света какой-то.
– Вот как, из Медельина. Приехал повидаться с Рикардо?
Майк Барбьери собирался что-то сказать (она отлично видела, что собирался), но промолчал. Его взгляд облетел ее, как бумажный самолетик; Элейн обернулась и увидела Майю, маленькое привидение в кружевной ночной рубашке. В одной руке девочка держала мягкую игрушку – кролика с очень длинными ушами и в балетной пачке, которая когда-то была белой, – а другой убирала с лица каштановые пряди.
– Привет, красавица, – сказал Майк, и Элейн удивилась такой нежности.
– Привет, милая, – обратилась она к дочке. – Мы тебя разбудили? Ты не можешь заснуть?
– Я хочу пить, – сказала Майя. – Почему здесь дядя Майк?
– Он приехал к папе. Возвращайся в комнату, я принесу тебе воды.
– Папа уже вернулся?
– Нет. Но Майк приехал повидать всех нас.
– И меня тоже?
– Да, и тебя тоже. Но пора спать, попрощайся, увидитесь завтра.
– До свидания, дядя Майк.
– Пока, красотка, – ответил Майк.
– Спи спокойно, – сказала Элейн.
– Как она выросла, – заметил Майк. – Сколько ей уже?
– Пять. Ей скоро исполнится пять.
– Какой ужас. Как быстро летит время.
Банальность, произнесенная Майком, задела Элейн больше, чем оно того стоило, она почти разозлилась, восприняла его слова как оскорбление, но раздражение сразу же превратилось в удивление: из-за ее собственной чрезмерной реакции, странности самого появления Майка Барбьери в такой час и того, что ее дочь назвала его дядей. Она попросила Майка подождать на террасе, потому что пол в доме был слишком скользким и он, мокрый, легко мог поскользнуться: она принесла ему полотенце из ванной и пошла за стаканом воды на кухню.
Дядя Майк, думала она, что он здесь делает, какого черта он здесь делает, и вдруг в голове снова возникла эта песня: «What’s there to live for? Who needs the Peace Corps». Войдя в комнату Майи, Элейн вдохнула ее запах, непохожий ни на один другой, и почувствовала необъяснимое желание остаться с ней, но решила, что вернется позже, когда Майк уйдет. Тогда она возьмет ее к себе в кровать, и они будут вместе ждать Рикардо.
Майя снова заснула. Элейн присела у изголовья кровати, посмотрела на нее, склонилась над ней.
– Вот твоя вода, – сказала она. – Хочешь глоточек?
Девочка не ответила. Элейн поставила стакан на тумбочку рядом с веревочной каруселью, где лошадь со сломанной головой медленно, но без устали пыталась догнать клоуна. А затем вернулась на террасу.
Майк энергично тер полотенцем лодыжки и икры.
– Я его испачкаю, – сказал он, увидев Элейн. – Полотенце, говорю я…