Зачем нужны умные люди? Антропология счастья в эпоху перемен - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Андреев cтр.№ 69

А теперь обобщим ответ на вопрос, состязался ли Пушкин с Гомером, и если да, то какого рода было это состязание?

Думается, ответ на этот прямой вопрос должен быть положительным.

Да, состязался, то есть в значительной степени осознавал масштабы своего культурного «подвига» и сравнивал его с величайшими образцами мировой поэзии. Состязался – в том смысле, что также творил эпос (не замечать при этом «первотворца» было бы проявлением либо неуместного высокомерия, либо ложного самоуничижения: дескать, кто Гомер, а кто аз есмь, недостойный). С одной существенной оговоркой: творил эпос нового времени: он рассказал частную историю, с помощью которой сказал самое главное о жизни и человеке.

У Гомера эпос был героическим (воплощением социоцентрических идеалов, находящихся в гармоническом равновесии), легко поддающимся «расщеплению» либо на сатиру, свою противоположность, либо на трагизм, представляющий собой «обогащенную» личностным началом героику (Гомер обозначил контуры великой социоцентрической триады: героики – сатиры – трагизма). У Пушкина эпос принципиально иного качества. Его пафосная доминанта – персоноцентрическая гармония, оттененная глубоким драматизмом, юмором, сатирой, иронией и трагизмом. Всей пафосной палитрой.

Гомер – запечатлел (абсолютизировал!) героическое сознание, собственно, свел все достоинства человека к героике; Пушкин увековечил сознание многомерное, вмещающее в себя все типы сознания.

Гомер дал образец человека идеального, созданного по матрицам мифологической модели (на «идеальность» как литературную традицию впоследствии ориентировалась вся литература, озабоченная комплексом «положительного героя»); Пушкин дал образец человека «лучшего из реально возможных» (по-своему идеального, все свои совершенства черпающего из «порочной природы»).

В состязательности Пушкина, добавим, присутствует еще и психологический момент. Если ты пишешь «обо всем», выстраиваешь универсальную модель отношений человека с миром, ты поневоле станешь оглядываться на предшественников. Соперников у Пушкина на уровне замысла не было. Поэтому он напрямую обратился к тени «великого старца». До Пушкина попыток синтезировать универсальность в указанном нами ключе (совмещение типов управления информацией) не предпринималось.

После Пушкина не замечать универсальность означает быть «гомероподобным», то есть безнадежно архаичным (хотя в случаях исключительных это не мешает стать «божественным», как это удалось, например, Набокову).

Литература стала другой, ибо сознание стало другим – личностным.

Таким образом, состязательность надо воспринимать не в буквальном смысле, сводящем противостояние культурных феноменов на уровень спортивного интереса (Пушкин из кожи лезет вон, доказывая свое превосходство); состязательность надо понимать как сопоставление позиций с целью обнаружения культурного потенциала.

Сопоставляются при этом не мировоззренческие позиции: за тридцать веков, понятно, многое поменялось во взглядах на человека и мир. И не поэтика, и не поэтические техники, и не структура поэтического дискурса, и не стиль. Все это производное от мировоззренческих позиций.

Различия связаны с тем, на какой предмет направлена поэзия.

Предмет Гомера и всей последующей поэзии – душа человека, его мироощущение; предмет Пушкина – сознание, мировоззрение (связанное, конечно, с мироощущением).

Гомер мог описывать вещи, пейзажи, события, переживания, поведение – и за всем этим так или иначе стояла сфера чувств. Пушкин описывал то же самое – только за всем этим угадывалось иная информационная реальность – за чувствами сквозило сознание как высшая информационная инстанция.

Гомер научился словом высекать поэтические искры, то есть указал на само вещество поэзии. Сформировал сам феномен поэтического отношения, если угодно. Зазвучала «божественная эллинская речь» – и человек внял поэтическому слову.

Пушкин включил в сферу поэтического отношения то, что, по мнению поэтов, поэзию уничтожает. Тем самым поэзия вырвалась из оков отношения «приспособительного» и стала выполнять функции «познавательного», сиречь научного, отношения. Предметом поэзии, по сути, стало все; поэзия превратилась в инструмент тотального совершенствования человека.

Гомер с помощью поэзии дал язык душе (чувствам), создал культуру переживаний.

Пушкин сделал поэзию инструментом обогащения сознания, способом «духовного производства» человека. С помощью поэзии стало возможным участвовать в создании культуры как типа управления информацией.

Тем самым Пушкин стал рассматривать человека сквозь призму массива больших данных. Никто до Пушкина не применял методологию больших данных для художественного истолкования феномена человека. (Именно поэтому, кстати сказать, масштаб Пушкина можно разглядеть и оценить тоже через призму массива больших гуманитарных данных.)

Гомер сотворил невероятно великое, но он сделал только полдела; Пушкин довершил начатое Гомером-Омиром, также совершив невозможное.

И речь не о том, кто лучше, кто более велик, кто матери-истории более ценен. Речь о том, что эти два величайших поэта всех времен и народов каждый в свое время сумели уловить и зафиксировать колоссальные эпохальные сдвиги в информационном развитии человечества.

Благодаря в первую очередь им мы стали такими, какие мы есть сегодня; благодаря им у нас есть возможность совершенствоваться и дальше.

КЛЮЧЕВОЙ ТЕЗИС. Феномен литературы как типа управления информацией не сводится к трактовке литературы как вида искусства; этот феномен представляет собой еще и особую специализацию сознания, род ментальной деятельности. В этой связи Гомер и Пушкин (главным образом как автор романа в стихах «Евгений Онегин») рассматриваются как ключевые фигуры мирового литературного процесса.

Гомер открыл возможности литературы, Пушкин – реализовал их в максимальной степени.

Предмет Гомера и всей последующей поэзии – мироощущение человека; предмет Пушкина – массив больших данных: мировоззрение, сознание(связанное, конечно, с мироощущением).

Пушкин сделал поэзию инструментом обогащения сознания, способом «духовного производства» личности. С помощью поэзии стало возможным участвовать в создании культуры как типа управления информацией, как персоноцентрической экосистемы.

Гомер стоял у истоков Матрицы Индивида.

Пушкин стоит у истоков Матрицы Личности.

Литература

1. Гомер и Пушкин как ключевые фигуры мирового литературного процесса. // Пушкин и мировая культура. Сборник научных статей. Материалы VI Международной научной конференции «Пушкин и мировая культура» (Минск, МГПУ им. М. Танка, 20–21 октября 2016). – Минск, БГПУ, 2017. – 256 с. – С. 77–92. Режим доступа: http://elib.bsu.by/handle/123456789/170932

2. Философия литературы. А. С. Пушкин. Пособие / А. Н. Андреев. – Минск, БГУ, 2018. – 215 с.