– Вообще-то, на этом фото вы выглядите очень элегантно. Вы проходили подготовку в то время, когда оно было сделано?
На пару секунд Эвелин удается придать своему лицу неосмысленное выражение:
– Подготовку? Ну мы все учились водить автомобиль, печатать на машинке и стенографировать. Учитесь стенографировать, молодой человек. Очень полезный навык. Только карандаш натачивать не забывайте.
Она вздыхает:
– Мама говорила, такие навыки всегда пригодятся. Ну и, разумеется, мне всегда легко давались иностранные языки.
– Вы владели иностранными языками, да?
– Дома гувернантка учила нас французскому и немецкому. В мое время считалось, что юная леди должна знать эти языки. Потом, когда родители уехали за границу, я продолжала учить их в школе. А бабушка нас с Чарльзом немного научила русскому. Так забавно… Мы, когда выучили русский алфавит, посылали друг другу зашифрованные письма. Маме русский никогда не давался, и она не понимала, что мы пишем друг другу. Когда я подросла, родители отправили меня в Мюнхен, чтобы довести до ума, как тогда это называлось. Я жила у очень славной графской четы в Баварии.
Эвелин вздыхает:
– Со мной поехали еще две девочки. Здорово было. Правда, там с нами приключилась история.
– История? Неприятная?
– Национал-социалистическая партия, то есть нацисты, выпускала одну ужасную газету и развешивала ее в общественных местах. Жутко антисемитское издание. Мы срывали ее несколько раз, а в один прекрасный день нас поймали, – она рассмеялась. – Нас с позором отправили домой, но мы ни чуточки не жалели о том, что сделали.
– Знание немецкого, наверное, вам очень помогло, когда вы после работали в Германии? Долго вы пробыли в Бад-Нендорфе?
– Нет, это было не там. Я ездила в Баварию, в один городок неподалеку от Мюнхена.
– Нет, я спрашиваю про более позднее время. Когда вы выросли и пошли служить в армию. Вас откомандировали в Британский центр для допросов в Бад-Нендорфе, так?
– И я там служила?
– Да, судя по сведениям в вашей учетно-послужной карточке. Вы лично принимали участие в допросах?
Эвелин какое-то время молчит, представляя обезображенные окровавленные лица. Потом произносит:
– Наверное, да. Я регистрировала документы, вела кое-какие записи. Ничего такого важного мне не поручали, я уверена.
– Ясно. А вы помните, что служили вместе с полковником Робинсоном? Он был начальником центра.
– Разве? – Эвелин тщательно скрывает, что эти допросы доставляют ей истинное удовольствие. Изысканное развлечение, разбавляющее тягомотину долгих дней. Персонал лечебницы пытается заполнить их интересными занятиями, которые у Эвелин порождают лишь тоску по более волнующему времяпрепровождению. Вчера после обеда они делали бумажные гирлянды – рождественские украшения, а потом играли в слова. Эвелин эти забавы нравились, и она, если б захотела, могла бы с легкостью получить в награду плитку шоколада, но она специально перекрутила гирлянду и во время игры писала одно и то же слово – «толстяк».
В комнату вернулась Пэт. В руках у нее был поднос с чаем и маленькими кексами, покрытыми сахарной глазурью.
– На этот раз сама принесла. Не хотела, чтобы вы долго ждали, а персонал сплетничает на кухне.
Подавая наполненные чашки, она глянула на блокнот инспектора:
– Ну как, добились чего-нибудь?
– Я как раз собирался задать миссис Т-К еще один вопрос, – отвечал он, прочистив горло. – После Германии вы виделись с полковником Робинсоном? После того как получили другое назначение?
– Не знаю. Думаете, я могла с ним видеться?
– По окончании войны он еще какое-то время оставался на службе.
– По-моему, я работала в Министерстве по делам госслужбы. Он там служил?
Не удивлюсь, если он имел отношение и к тому одиозному допросному центру в Лондоне. Наверное, и там постарался не скучать. «Лондонская клетка» – так его называли. Скверное место во всех отношениях. Красный Крест, узнав про него, устроил там проверку, но все «грязное белье» на время вывезли, и в результате так никого и не привлекли к ответственности. Очень удобно.
– Полковник Робинсон имел квартиру в Лондоне, – говорит инспектор Уильямс, – где он жил и после того, как вышел в отставку.
– Ой, я так скучаю по Лондону! – восклицает Эвелин. – Раньше я так любила делать покупки в «Питер Джонсе».
Она поворачивается к Пэт:
– Давай съездим в Лондон в ближайшее время? Может, заказать билеты на какой-нибудь спектакль? Что бы ты хотела посмотреть? Я приглашаю.
– Нет, – отказывается Пэт. – В Лондоне сейчас не протолкнуться, все готовятся к Рождеству. Где-где, а там я меньше всего хотела бы оказаться, пока разбираюсь с твоим домом.
– Рождество, – повторяет Эвелин. – Можно съездить полюбоваться на рождественскую иллюминацию и на украшенные витрины. Помнишь, я возила тебя туда, когда ты была малышкой? Мы ходили в «Селфриджес» посмотреть на Деда Мороза в его чудесном гроте. Ты визжала от восторга, устроила истерику в отделе игрушек, а потом я повела тебя в кафе пить вкусный чай, ты объелась меренг с кремом, и по дороге домой в поезде тебя ужасно тошнило. Ты испачкала весь перед своего синего пальто. Ты помнишь то милое пальтишко с бархатным воротничком?
– Сейчас речь не об этом. Ты должна сосредоточиться и ответить на вопросы инспектора Уильямса. Ты должна попытаться все вспомнить. Это очень важно.
Эвелин пододвигает тарелку с кексами полицейскому. Тот едва сдерживает улыбку.
– Инспектор, угощайтесь, пожалуйста. Я тоже полакомлюсь, – она берет с тарелки розовый кекс с сахарным цветочком.
– Спасибо, – благодарит он. – С удовольствием. Только еще один вопрос задам, если не возражаете. —
Эвелин согласно кивает, жуя кекс.
– Полковника Робинсона никто не видел с середины 1980-х. На пенсии он вел размеренную жизнь, следуя заведенному порядку, но с февраля 1986-го нигде не показывался. Когда его исчезновение заметили – спустя несколько недель, были опрошены его соседи по дому и бывшие коллеги, однако никто ничего не знал о его местонахождении. Вы знаете, что с ним случилось?
Эвелин промокнула губы носовым платком с кружевной окантовкой, на котором в одном уголке были вышиты инициалы «Э.М.Т.К.».
– Черт, как интересно, инспектор! Прямо как в том чудесном телесериале. Как он называется? «Убийства в Мидсомере»
[29]. Ну да, точно. Так, теперь моя очередь строить догадки?