Настоящая жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Брендон Тейлор cтр.№ 29

– Я не разыгрываю. Я серьезно. Что, если бы ты меня вообще не знал? Что бы ты сказал тогда?

– Кто ты такой? – выпаливает Уоллас и смеется, вжимаясь животом в землю. С его весом болтать, уткнувшись лицом в траву, не так-то легко. – Думаю, спросил бы: «Кто ты такой?»

– Иногда я, блин, сам этого не понимаю.

Уоллас медленно выдыхает. Гусь, собираясь взлететь, шлепает крыльями по воде. До сих пор Уоллас и не задумывался, что может по-настоящему не знать Коула, самого простого, доброго и вежливого из своих друзей. Не предполагал, что под его покладистым характером может скрываться что-то другое; что все это может быть иллюзией, тщательно разыгранной ролью. Все эти вечеринки, уступки в разговорах, участливые расспросы о здоровье, домашние булочки, встречи на собачьей площадке, неброская одежда, гибкое расписание, ровная, спокойная манера держаться – все это предполагает полное отсутствие эгоизма и искреннее внимание к другим. Уж кому-кому, но не Коулу сомневаться в себе. Ведь личность, которую он предъявляет миру, так тщательно выстроена. Только теперь Уоллас понимает, что кое-где из нее торчит арматура. Только теперь понимает, что скорее всего временами Коул улыбается, стиснув зубы.

– Мне знакомо это чувство, – говорит Уоллас. – Еще как знакомо.

– Поэтому не говори, что знаешь меня, хорошо? Не говори, что знаешь, как я поступлю. Ты этого не знаешь и знать не можешь.

– Справедливо, – признает Уоллас. – Ладно, не буду.

– Просто мне очень страшно. Я так долго его любил. Мы уже так давно вместе. Не знаю, смогу ли начать все сначала.

Коул боится потерять Винсента – это понятно. Сейчас он достиг вершины, сбылось все, о чем он мечтал не только в плане отношений, но и жизни вообще. Отличная работа, любящий партнер, друзья, уютные вечеринки для своих, теннис по выходным. Больше всего он хочет, чтобы все вопросы решались еще до того, как будут заданы, чтобы все в жизни шло по порядку. Чтобы они окончили аспирантуру и вступили в новую фазу так же легко и естественно, как в эту, просто стали чуть старше, чуть богаче, чуть лучше. Он не планировал ничего терять, не предполагал, что в какой-то момент все может пойти не так, как было задумано. Винсент для него не просто Винсент, это символ, который с каждым днем становится все значимее. Винсент – это надежность, прививка против неопределенности будущего.

– Все это просто ужасно. Мне жаль, что тебе приходится переживать такое.

– А ты, – отзывается Коул. – Твой отец… Черт, прости, опять я об этом.

– За меня не переживай. Нет, правда, не переживай.

– Потерять отца, должно быть, так жутко, так тяжело.

– Да, в общем… все не так страшно.

Пожалуй, напрасно он ответил так откровенно. Уолласу не хочется снова возвращаться к тому, что горе может быть одновременно и сплошным, и рассеянным, как поднявшаяся в небо стая птиц. Не хочется снова в это погружаться. На губах налипла земля, он чувствует языком ее солоноватые крупинки.

Коул моргает, словно слишком долго глядел на солнце. Не так страшно. Вот почему Уоллас никому ни о чем не говорит. Вот почему предпочитает держать правду при себе. Потому что никто не знает, что делать с этой хренью, с тем, что на самом деле чувствуют другие. И когда что-то не соответствует их представлению о том, как должно быть, люди просто не понимают, как реагировать. Повисает пауза. Становится очень тихо.

– Но ведь это твой отец, – не унимается Коул. – Не нужно так. Не стыдись своих чувств.

– Я не стыжусь. Я правда так считаю.

– А мне кажется, ты не до конца откровенен. Не хочешь мне открыться.

Уоллас садится, выплевывает землю изо рта. Выбирает из волос травинки.

– По-моему, я открыт настежь.

– Я готов тебя поддержать. Только дай это сделать.

– Коул.

– Не нужно меня отталкивать.

Уоллас стискивает зубы, сжимает губы. И мысленно считает от десяти до одного. В носу горячо. Коул сидит рядом, обхватив себя этими своими бледными руками, глядя на него этими своими влажными глазами. Вид у него печальный. Потерянный. Одинокий. Это Уолласу за то, что растравил его на корте. Справедливое возмездие. Рана за рану.

– Ладно, – сдается он и, подпустив в голос дрожи, добавляет: – Я весь словно оцепенел, по-моему, я просто не могу все это осмыслить.

– Я понимаю, – кивает Коул. – Я понимаю, Уоллас.

– И… Ээ… Мда… Я просто постепенно переживаю стадии горя, понимаешь?

– Это очень важно, – Коул прикасается к его руке. – Я рад, что ты не стал держать все в себе.

– Спасибо, – говорит Уоллас с чувством, которого на самом деле не ощущает. – Как приятно, что рядом есть люди, которые по-настоящему меня понимают.

– Мы все тебя любим, Уоллас, – улыбается Коул. Притягивает его к себе и обвивает руками. – Все хотим, чтобы ты был счастлив.

Когда Коул обнимает его, Уоллас закатывает глаза, но стоит тому отстраниться, и он напускает на себя вид ободренный, хотя и слегка печальный. Они собираются уходить, и тут на стадионе как раз заканчивается матч. Поднимается такой рев, что гуси и цапли разом взмывают в воздух.

С крыльев их сыплются капли серой воды, и на мгновение кажется, что пошел дождь.

Кажется, впервые за весь день Уоллас остается один – и то не совсем, в квартире по-прежнему пахнет Миллером. Пробыв здесь всего несколько часов, он умудрился изменить сам запах дома – это просто нечестно, чересчур сильный эффект. Его аромат – на самом деле совсем не навязчивый, едва уловимый – таится в темных углах квартиры, во всех ее пульсирующих точках: терпкий цитрус и озерная вода. Уоллас раздумывает, не отправить ли в стирку серое покрывало и свинцового оттенка белье, чтобы навсегда изгнать Миллера из своей постели. В комнате так сладко пахнет их сплетенными телами, их сексом, их совместным сном, что уже от одного этого хочется забраться обратно в постель, накрыться с головой одеялом и никогда, никогда не вылезать наружу. Именно это желание и подстегивает Уолласа постирать белье, отмотать все назад, обнулить счет. Утром он ушел, оставив Миллера, такого милого и беззащитного, спать в своей постели. И теперь жалеет – это решение так и будет до конца дня горчить во рту. На пороге спальни он замирает. Замирает, уловив запах пива – так же пахло от кожи и дыхания Миллера. Затхлый кисловатый душок, так хорошо знакомый ему, несмотря на то что сам он не пьет.

С легким раздражением он вспоминает, как все вокруг удивляются, когда он сообщает им этот факт, когда признается, что не употребляет спиртного. Как поначалу принимаются уговаривать, а потом уступают и сыплют неискренними извинениями за то, что предложили ему вино, пиво или джин. Так было и прошлой зимой на вечеринке, которую Эдит устроила по случаю окончания семестра, когда Хенрик протянул ему стакан джина. Уоллас тогда смущенно пробормотал: «Нет, мне не нужно». Хенрик стал настаивать: «Ты же сдал промежуточные, ты теперь взрослый». И, в конце концов, он признался: «Я не пью». Хенрик посмотрел на него с обидой, нижняя губа его дрогнула, как от удара газетой. И Уолласа тут же захлестнуло чувством вины, да так сильно, что он уже готов был взять стакан. Но Хенрик развернулся и ушел прочь. Знай Уоллас, что это будет последний раз, когда Хенрик с ним заговорит, последний раз, когда он что-то ему предложит, он выхватил бы стакан и выпил его до дна. Он совсем не разбирается в алкоголе, не может отличить хороший от плохого. Все напитки на вкус кажутся ему одинаковыми, только от одних в горле жжет, а от других – нет.