Один клан – одно место – один камень. Глава Круга подходит к большому жертвеннику и опускается на одно колено. Они – не слуги и не рабы, они дети богов, родные и любимые. Они выказывают почтение, но не рабское почитание. Это две разные вещи.
– Услышь нас, Олайв. Услышьте, боги! Мы, дети Вирмы взываем к вам. Проясните наш рассудок, не дайте свершиться несправедливости, направьте наши руки. Замкните уста лжецу и подлецу, пусть подавится гадюка своим ядом. Пусть наши решения будут честными. Услышьте, боги!
Ревет в скалах ветер, отвечая молитве.
Олав поднимает большую чашу.
– Кровью земли, кровью человеческой.
Чашу ставят на жертвенник, и Олайв надрезает запястье старым кинжалом из обсидиана. Такие ритуальные ножи есть у каждого клана.
Один за другим, главы кланов по очереди подходят к чаше, полосуют себя по запястьям, кровь течет, смешивается с кровью земли. Лица вирман спокойны и решительны.
Боль?
Они не знают такого слова.
Когда проходит последний из глав кланов, Олав достает старые же кремень и огниво. Ударяет одно об другое, в чашу сыплются искры, вспыхивает пламя, почти незаметное под ясным солнцем.
Не вспыхнет? Вспыхнет не сразу?
Откажитесь. Отмените все. Боги не дают благословения на ваши дела.
Но в этот раз все зажглось правильно. С первого удара, ровным добрым огнем. Известно же, что кровь земная – огонь, кровь людская – вода. Благословение богов – тоже огонь.
Олав поднимает руку.
– Боги приняли нашу жертву!
– Айе, – отзываются главы кланов.
– Помните, ваши души видят боги. Тот, кто пойдет против совести будет съеден слугами Холоша!
Словно в подтверждение его слов взвивается высокий столб огня в чаше. Вирмане переглядываются. Боги сказали свое слово.
Олав достает еще одну чашу, открывает мех и выливает в громадный кубок вино. Потом стискивает кулак над чашей. Из глубокого пореза в вино капает кровь.
Главы кланов так же повторяют его действия, один за другим.
Олав первым принимает чашу, первым отпивает три ритуальных глотка.
– Кровь и крови, огонь к огню. Я не допущу несправедливости. Вина одного падет на всех.
За ним чашу принимает глава клана Келлог.
Те же три глотка, те же слова.
Вирмане делятся кровью с водой и с землей, произносят ритуальные фразы, которым уже не одна сотня лет, а может, и того старше.
Боги смотрят на своих детей. Боги видят.
Кто-то верит в это, кто-то может сомневаться – боги смотрят в души. И кажется иногда, что над горами проносится дикий хохот. Или рокот? Или грохот?
Обвалы?
Нет. Это смеется Олайв, готовый к потехе.
Главы кланов молятся, а воины – сражаются.
Анжелина наблюдала с интересом.
Тира, которая по своему желанию заняла место рядом с принцессой, оттеснив ее фрейлин, рассказывала, что именно происходит.
– Боги любят смотреть на человеческие битвы. Но убивать родичей недостойно, поэтому поединки ведутся до первой крови. Боги любят кровь, ваше высочество.
– Ваши боги жестоки.
– Наша жизнь тоже жестока, ваше высочество.
Анжелина кивнула.
Вирма прекрасный остров. Но люди здесь – другие. Совсем другие.
В круг выходит один на один, двое на двое, трое на трое и даже пятерками. Общий бой будет потом, вечером, на закате.
До захода солнца сегодня – битва.
– А что делают главы кланов?
– Они просят у богов справедливости.
Анжелина поежилась.
– Это опасно?
Тира не поняла вопроса. Принцесса хотела узнать, все ли главы кланов возвращаются живыми, а Тира ответила в общем смысле.
– Звать богов всегда опасно. Их справедливость не такая, как наша.
– Например?
Тира пожала плечами.
– У нас много преданий. Я могу рассказать, что знаю сама.
Анжелина вздохнула, понимая, что здесь и сейчас ничего страшного не случится, и кивнула.
– Расскажи, пожалуйста.
Какой мир – такие и истории.
Ричард подошел к середине повествования, но тоже слушал с громадным интересом о прекрасной Аллейв и ее любимом.
Была когда-то прекрасная девушка, но слепая. С детства она была сговорена с достойным и храбрым воином, но разве воин может сидеть у женской юбки?
Никогда.
Вот и жених Аллейв, Харрад, постоянно уходил в море, ища добычи.
А пока он добывал славу своим клинком, сердце Аллейв украл хитроумный подлец Ирош. Завлек своими сладкими речами, и дрогнула глупая женщина, согласилась бежать с негодяем. Они отплыли с острова.
Зарыдал отец Аллейв от такого бесчестия, и взмолился богам.
Стар он был, слаб, и не надеялся догнать негодяя.
Просил покарать недостойного.
Услышал это Олайв и прогневался, не любит бог подлости и предательства. Ударил рукоятью секиры, закрутил волны водоворотом, и встретились в море два корабля.
Харрад взял корабль на абордаж, в битве убит был хитроумный Ирош, а Аллейв прозрела, рыдая над его бездыханным телом.
А когда вернулось к ней зрение, поняла она, что полюбила подлеца. И не перенесла горя.
Попросила прощения у Харрада, и бросилась в море.
Но боги не приняли ее жертвы.
До сих пор летает над волнами чайка-Аллейв. До сих пор кричит и не может себя простить за то, что нарушила слово. Что предала.
Харрад же вернулся домой и стал сыном отцу Аллейв.
Такая она – справедливость богов.
– Жалко, – вздохнула Анжелина. – Она же не знала. Она вообще была слепая…
– Слово чести держать надо в любом случае. И никакие недостатки тут не помеха, – Ричард покачал головой.
– И жених у Аллейв пропадал в море постоянно. Она его, может, и не знала толком.
– Дело воина – сражаться, дело любящих – ждать. Если ты не можешь доверить человеку слово, как ты сможешь доверить ему спину? – Тина ни секунды не сомневалась в своихсловах.
Анжелина покачала головой.
Спелись.
И… видела она такой взгляд. Видела, хотя и редко. Так папа смотрел на маму.
Рик, неужели ты влюбился?
Вслух Анжелина ничего не сказала, но Тире улыбнулась и принялась расспрашивать девушку.
Кирия?