1947 - читать онлайн книгу. Автор: Элисабет Осбринк cтр.№ 32

Мир вступил в атомную эпоху, чей саундтрек звучит диссонансом и заряжен идеологией. Американцы трактуют музыку Шёнберга как большевизм, им не по нраву, что все звуки независимы друг от друга и равноценны.

Теперь Арнольд Шёнберг применяет свой композиторский метод — не допускающий никаких предпочтительных гармоний и аккордов, явственно созвучный новому времени — и соединяет его со свидетельствами о восстании евреев в Варшаве. Сводит воедино сопротивление, унижение и смерть и сочиняет кантату «Уцелевший из Варшавы» для рассказчика, хора и оркестра. Произведение длится шесть минут, с английским текстом, и пишет он его за одиннадцать августовских дней. Встречающиеся там немецкие реплики, по замыслу Шёнберга, должны произноситься с прусским акцентом, как встроенное обвинение.

Газовые камеры вторгаются в классическую музыку, насилие сталкивается с мольбами, смерть с восстанием, угнетатели с угнетенными. Восставшим евреям пришлось уйти в систему варшавской канализации, чтобы скрыться от своих преследователей.

Женева

Одиннадцать человек сидят за столом. Федерация? Раздел? Границы? Самоопределение? Опека? Шестнадцатого августа дискуссия о Палестине опять ничуть не приближает их к решению.

Нью-Йорк

Тьма внутри него истекает во тьму окружающего мира. В линованном блокноте Рафаэль Лемкин снова и снова карябает: Quo vadis? — Камо грядеши? Разный почерк, разный нажим, в разных оттенках черного. Десять, пятнадцать, двадцать вариантов: Quo vadis? А вперемежку вопрос: «Почему?» Он спрашивает, но ответа не получает.

Лемкин заболевает, оттого что западный мир без слова протеста допустил геноцид. А значит, убитые люди убиты дважды — и не только они, убивают и правду. Некоторые называют его безумцем. Да, мир сводит его с ума. Но это уже не имеет значения. Ничто не имеет значения, ни финансовое положение, ни честь, ни материальные ценности, ни хорошая жизнь, все становится прахом, пустяком, суетной мелочью. Можно ли сетовать на болезнь, бессонницу, кошмары, можно ли утверждать, что августовская жара в Нью-Йорке невыносима, когда никакую жару не сравнить с печами Дахау и Освенцима? Поскольку у него нет денег на врача, он сам ставит себе диагноз: геноцидит. Болезнь от геноцида.

Стокгольм

А шведы, пишет 17 августа Симона де Бовуар, скучнейший из народов. Они до того скучны, что не живут, а зевают, им так скучно, что они развлекаются, наводя скуку на других.

Джура

Жить Джорджу Оруэллу остается недолго, и, возможно, он об этом догадывается. Но ни капли страха не проникает через перо в дневник. Даже когда он простыми словами описывает происшествие 19 августа, когда лодка с ним самим, его трехлетним сыном и двумя друзьями попадает в водоворот. Мотор обрывается и тонет в глубинах Атлантики, они на веслах идут к Илен-Мору, необитаемому острову, а затем водоворот — мужчины в воде, лодка с трехлетним малышом вертится в воронке. Они успевают выхватить мальчика. Весла, провиант, груз — все пропало. На острове, где они спасаются, нет деревьев, но они собирают траву, с помощью зажигалки Оруэлла разводят костер и сушат одежду. Через три часа мимо случайно проплывают рыбаки и отвозят их домой, в дом на Джуре. Если мысли о конце жизни и пугают Оруэлла, дневник этого не выдает. «Все чуть не утонули», — пишет он. Не больше и не меньше.

Нюрнберг

Повсюду в Европе параллельно проходят судебные процессы — в Кракове, Нюрнберге, Гамбурге, Венеции. Измеряется и записывается размах жестокого насилия. Юристы и все более равнодушная общественность собираются вокруг черных дыр морали, пытаются нащупать дно. В этом году начинаются, продолжаются или заканчиваются нижеследующие судебные разбирательства.

› Процесс против генерал-фельдмаршала Эрхарда Мильха, обвиняемого в военных преступлениях и преступлениях против человечности.

› Процесс против 16 юристов и судей, ответственных за законы, допустившие убийство по соображениям «расовой гигиены».

› Процесс против Освальда Поля и других офицеров СС за их активное участие и организацию так называемого «окончательного решения».

› Процесс против Фридриха Флика и других, в частности за использование рабского труда на их промышленных предприятиях.

› Процесс против руководства «ИГ Фарбен» ^[52], в частности за использование рабского труда на предприятиях и за изготовление смертоносного газа «циклон-Б».

› Процесс против 12 генералов, в частности за массовое убийство гражданских лиц в Греции, Югославии и Албании.

› Процесс против 14 офицеров, ответственных за этническую чистку через насильственные аборты, похищение детей и изгнание населения.

› Процесс против директоров концерна «Крупп» ^[53] за использование рабского труда.

› Процесс против 14 высокопоставленных военных, обвиняемых в преступлениях против мира, военных преступлениях и преступлениях против человечности.

› Процесс против врачей и медсестер центра Хадамар, виновных в убийстве тысяч людей с пороками развития и душевнобольных.

› Процесс против охранников Освенцима.

› Процесс против Рудольфа Хёсса, коменданта Освенцима.

› Процесс против айнзацгрупп.

Двадцатого августа выносят приговор 23 врачам, обвиняемым в медицинских опытах на узниках лагерей. Кое-кто из них защищается, говоря, что их эксперименты не отличаются от аналогичных опытов, проводимых американскими и немецкими докторами. По их мнению, не существует международного закона, который разграничивает законные и незаконные опыты на людях.

Эти заявления тревожат двух врачей, прикомандированных к обвинению, и они формулируют условия проведения экспериментов на людях таким образом, чтобы они были совместимы с врачебной этикой. Прежде всего они устанавливают, что опыты на людях должны быть добровольны. Исследования должны иметь для общества положительные последствия, а риски для испытуемых должны быть минимальны. Нюрнбергский кодекс становится частью приговора, будущей исследовательской этики и Декларации о правах человека, которая пока только формулируется. Аморальность надлежит победить моралью.

Становится ли мир в этот день чуточку лучше?

Мальмё

Пер Энгдаль — худой, фигурой похожий на птицу. Картины его воображения огромны, словно дворцы. Из-за плохого зрения он освобожден от воинской службы, но оружием ему служат слова — он собирает их, использует, вострит. Когда Пер Энгдаль выступает перед публикой, слушателей охватывает странное возбуждение, словно он — это центр, а все остальное — периферия, он притягивает их к себе.