Выбор Зигмунда - читать онлайн книгу. Автор: Карло А. Мартильи cтр.№ 43

Лев налил себе еще немного вина «Мариани» и выпил его одним глотком. Голос папы стал хриплым от усталости и алкоголя.

– Я попросил доктора Фрейда, а он медик, не жандарм, успокоить меня относительно вашего здоровья – убедить меня, что у вас нет тайных неврозов, что вы ничего не скрываете и не имеете (сохрани вас Бог) никакого отношения к смерти этих несчастных юноши и девушки.

Если бы Фрейд увидел, как из яйца динозавра начал вылупляться детеныш, на лице доктора не отразилось бы большее изумление. Его рот остался полуоткрытым, глаза следили поверх очков за движениями глаз папы. Лев перевел взгляд на трех кардиналов, так же поступил и Фрейд: доктор не знал, куда направлен внезапный выпад папы, но не мог не использовать этот удар и хотел сделать из него какие-нибудь выводы. Возможно, это будут предположения, полезные для его расследования, хотя и запоздалые.

Де Молина-и-Ортега переплел пальцы рук и слегка пощипывал лоб. Типичное поведение человека, который спрашивает себя «почему?». Рамполла тер один о другой большой и указательный пальцы правой руки, словно чистил ими невидимую монету. Орелья в первое мгновение был просто взволнован, потом встал, сложил руки за спиной и два раза обошел стол, затем приблизился к открытому окну и оперся ладонями о подоконник.

Фрейд представил их себе в виде трех зверей. Де Молина – серна с печальными глазами, Рамполла – осторожный кабан, Орелья – волк-вожак. Доктор часто прибегал к этому приему, чтобы лучше запоминать характеристики тех пациентов, которых вел постоянно. И оказалось, что, несмотря на внешнее сходство с гусынями, курами или цесарками, женщины своими патологиями больше напоминали лисицу, ласку, куницу или даже крысу. Фрейд решил, что он сам напоминает медведя, а папа подвижными глазами, белой одеждой и костлявой худобой похож на гадюку-альбиноса. Потом он представил себе, что впереди промчалась кобылица, похожая на Марию, и бросила на него полный боли взгляд. Эта приятная галлюцинация посетила его за мгновение до того, как волк Орелья покорно зарычал:

– При всем моем почтении к одеянию, которые вы носите, ваше святейшество, я полагаю, что ваш поступок скорее вызван капризом, чем продиктован заботой о Церкви. Разумеется, вы искренне желаете ей блага, и я понимаю ваше намерение, но мне непонятен ваш метод. И сейчас я официально прошу: предложите доктору Фрейду покинуть нас. По моему мнению, он может сейчас же отправиться обратно в Вену, где, я уверен, его ждут пациенты, которым он больше нужен, и ситуации, в которых он более необходим.

Фрейд почувствовал, что снова сжимает в зубах сигару «Рейна Кубана». Он сам не заметил, как положил ее в рот.

Хотя сигара не горела, легкий ванильный запах светлых листьев, из которых она была сделана, подал ему совет: надо ждать и не вмешиваться, говорить только, если белый змей задаст ему вопрос. А змей, как ни странно, молчал. Волк медленно сделал несколько шагов вперед, твердо решив установить свою власть над стаей.

В разговор вмешался Рамполла.

– Кардинал-декан высказал свою точку зрения слишком горячо, – заговорил он. – Но с ним трудно не согласиться. Вы добрый пастырь, а мы охраняем вашу паству, как псы сторожат стадо, и трудно понять, почему мы так унижены. Ваше святейшество, я не уверен, что вы поступили так осознанно, как следует поступать при вашем сане.

В сущности, кабан проявил заботу. Волк в это время обнял передними лапами спинку стула и замер, наклонившись вперед. Он ждал ответной реакции белого змея и был готов откусить змею голову.

– Сядь, Орелья, – произнес папа-змей. – Ты такой высокий, что и сидя кажешься стоящим.

А потом он молчал до тех пор, пока волк не смирился и не сел. Змей был прав: Орелья был действительно высокого роста, и его плечи, хотя их размер соответствовал росту кардинала, казались плечами орангутанга. Фрейд вспомнил, что в рассказе американца Эдгара Аллана По орангутанг оказывается виновен в двух убийствах. Папа несколько раз встряхнул сложенными вместе ладонями и продолжил:

– Мои бедные сыновья, вы чувствуете себя несправедливо обвиненными, но никто вас не обвиняет. Псы, охраняющие стадо, – прекрасный образ, кардинал. Однако напоминаю вашему преосвященству, что еще более изумительный страж, самый сияющий из ангелов, Люцифер, стал самым заклятым врагом Бога и человечества. Вы спросили меня, как я мог усомниться в своих кардиналах, своих самых ценных сотрудниках. Я никогда не сомневался в вас, как не сомневаюсь в невинности детей. Но эти дети, чистые души, отрывают хвосты ящерицам, поджигают спичками муравейники и стреляют из рогаток по лягушкам. Они невинны, но как они жестоки с низшими существами! Разве я не прав, доктор Фрейд?

– Совершенно правы, – сразу же ответил доктор, вынимая сигару изо рта. – Такое поведение очень распространено у детей, его отмечают в своих работах европейские и американские исследователи. Есть предположение, что его причина – чувство власти, возможно врожденное, именно над теми, кто слабее.

– Именно это я хотел сказать и без науки.

– Значит, ваше святейшество, вы хотите сказать, что мы похожи на детей? – вмешался в разговор кабан Рамполла.

– Ну да. – Змей улыбнулся и облизнул свои сухие губы. Фрейду его язык показался раздвоенным. – А я, простите меня, больше всех ребенок, потому что использовал свою власть таким образом. Однако – ох, сколько раз я уже произнес это слово! – я прошу вас всех быть свидетелями моей воли и приказываю, чтобы до избрания нового папы никто не препятствовал доктору Фрейду проводить его исследование. И предписываю вам добровольно отвечать на его вопросы и проходить обследование с помощью его аппаратов. Если вы согласны, доктор Фрейд, дадим им один день на размышление, а послезавтра вы сможете продолжить свои сеансы. Поверьте мне все, я ожидаю лишь хороших новостей.

Сигара мгновенно была обезглавлена. Фрейд жевал ее головку, пока та не превратилась в кашицу. Эту жвачку он не мог выплюнуть, потому что рядом не было плевательниц, и поэтому проглотил.

Лев хотел раскрыть свои планы при кардиналах и при нем, не предупредив его заранее. «Ах, хитрый бес на папском престоле! Мое искреннее изумление дало понять этим трем субъектам (в этот момент Фрейд не знал, как назвать их иначе), что папа не сговаривался со мной и, значит, в каком-то смысле он по-прежнему на их стороне. Однако – Фрейд тоже мысленно использовал это весьма двусмысленное наречие, которое, в сущности, означает отрицание всего, что было сказано раньше, – он снова навязал им свою волю, и не только посмертно».

«Странная организация эта Римско-католическая церковь, и в первую очередь не потому, что воля монарха действует, когда его уже нет в живых, а потому, что исполнителями завещания фактически становятся как раз те, кто от него страдает. Я на их месте никогда бы не подчинился».

Но, несмотря на эти его мысли, в любом случае он еще немного поживет здесь и продолжит получать две тысячи лир в неделю. Марта была бы довольна, хотя их разлука и становится дольше. О черт! Он уже столько дней не звонил Марте! К тому же у него будет время без спешки поужинать у Марии. Он понаблюдает за ее дочерью и, возможно, поможет ей. И бесполезно убеждать себя, что присутствие на ужине Крочифисы его не беспокоит. Если быть честным, эта девочка ему совершенно безразлична.