– Зайти не хочешь?
Конечно, хочет. Еще как.
И все же он замялся.
– Может быть, в другой раз, если ты не против?
Она определенно ждала другого.
– О… да, конечно.
– Просто мне нужно рано встать и приготовить кое-что для работы.
Сьюзен не сказала больше ничего, и он сел в машину и поехал домой, оставив смущенную и разочарованную спутницу на пороге ее дома.
Он все еще ругал себя, когда въезжал в свой гараж. Зачем ты это сделал? Почему?
– Ты трус, – сказал себе Эрик, глядя в зеркало заднего вида.
Лежа в постели со сборником рассказов Стивена Кинга из библиотеки колледжа, он с тревогой думал, что испортил отношения со Сьюзен, не приняв ее предложение. Хотя, по мнению Эрика, люди слишком редко пользовались своим мыслительным аппаратом, он также сознавал, что иногда излишне зацикливается на сердечных делах.
Джейк был прав, когда обвинил его в затягивании времени. Эрик мог вспомнить несколько случаев, когда упускал возможность встретиться с женщиной только потому, что отвлекался, размышляя о плюсах и минусах ситуации и оценивая статистическую вероятность романтического исхода. Но обстоятельства со Сьюзен сложились иначе, и…
– И больше не смей зацикливаться. – Эрик отложил книгу и выключил свет.
Сон ясно дал понять, что ждать его придется долго. Эрик лежал, всматриваясь в темноту; пивной кайф полностью прошел, осталась только легкая головная боль.
Он повернулся на бок и посмотрел на будильник.
0.03.
Он закрыл глаза и стал считать овец.
Снова проверил время. 0.38.
Потянулся, чтобы включить лампу, но решил дать сну еще один шанс: зевнул, потянулся, почесал живот.
И снова проверил время. 1.22.
1.23.
Эрик вздохнул и сдался. Он отвернулся от тревожных зеленых цифр будильника. Открыл глаза.
На него смотрели два горящих глаза.
Гниющая голова Ленни Линкольна покоилась на краю подушки: серая плоть, подсвеченная изнутри адским смертельным огнем. Рот открылся, гнилостное дыхание коснулось глаз Эрика, из-под языка выскочил жук.
Хррр…
Эрик вскочил с кровати и побежал. Он бежал бездумно, бежал, просто чтобы бежать. Пролетел в первый попавшийся дверной проем, в ванную, скользя по плиткам, как серфер. Ушиб костяшки пальцев, нащупывая ручку; захлопнул за собой дверь.
– Черт! – закричал он, дико озираясь по комнате. По причинам, не известным даже ему самому, прыгнул в ванну и задернул занавеску. Присев на корточки, подтянул колени к груди и стал ждать.
Бах! Бах! Бах! Ленни колотил по стенам, передвигал мебель по спальне. Кровать? Комод?
Эрик зажал уши руками. Почему он не уходит?
– Ленни Линкольн! Я сделал, что ты хотел! – взвизгнул он, и его голос отразился глухим эхом. – Маленький засранец, я сделал, что ты хотел! Чего ты хочешь от меня? ЧЕГО?
В доме воцарилась тишина, если не считать испуганного стук-стук-стука крови в ушах. Эрик сидел неподвижно, как кролик, прячущийся от койота, и прислушивался.
Ничего.
Он подождал целых пять минут – на всякий случай, – а затем начал отодвигать занавеску, не замечая, что задерживает дыхание. Примерно на полпути остановился, заметив мерцание в широкой щели под дверью.
Ленни с другой стороны.
И дразнящий детский голос: Выходи, кого не нашли!
Эрик замер, сминая в кулаке занавеску и не сводя глаз с дверной ручки, которая, он мог поклясться, начала поворачиваться. Чего он не заметил, так это детской ручонки, скользящей с пола вверх.
Но так было недолго, и вскоре он их увидел.
Один, два, три, четыре грязных мертвых пальца, от которых остались только кости.
Пронзительные детские крики наполнили комнату – нет, не комнату. Его голову. Они шли из глубины его мозга, выталкивались наружу через череп.
(Помоги нам!)
Он вцепился пальцами в лицо, скривил в мучительной гримасе рот, зажмурил глаза, чтобы не лопнули, представляя, как они расширяются в глазницах и дрожат, словно воздушные шары, наполненные гелием.
Тишина.
Поспешно поднявшись, Эрик навалился всем своим весом на занавеску душа и наполовину подтянулся. Он услышал мягкий металлический звон, и в следующий момент занавеска обрушилась на него сверху вместе с натяжным стержнем и всем остальным. Стержень сильно ударил его по щеке, на которой тут же вспух рубец.
Эрик грохнулся в ванну, всплеснув отчаянно руками и ощутив боль в копчике, и вдобавок ударился виском об острый край мыльницы. Ругаясь, он отодвинул занавеску в сторону и посмотрел на дверь.
Ленни исчез. Эрик чувствовал это столь же ясно, как и видел его отсутствие, хотя проверить не хватало смелости.
– Нет. Ни за что, – пробормотал он, решительно покачав головой, и снова опустился в ванну. – Ну, я спал в местах и похуже.
Он подтянул полотенце и соорудил себе милую маленькую подушку. Потом укрылся занавеской для душа, пытаясь представить, что это одеяло, но она не грела, а из одежды на нем были только «боксеры».
Утром Эрик проснулся, дрожа от холода. Болела шея, левая рука онемела. Он прошмыгнул к унитазу, стянул трусы и…
– Какого черта?
Поднес руки к лицу, чтобы получше рассмотреть свои пульсирующие кончики пальцев. Под ногтями застряло что-то темно-коричневое, как будто он всю ночь царапал дерево, пока мелкие щепки не проникли под кожу. На костяшках пальцев запеклась кровь.
Эрик лихорадочно огляделся, пытаясь отыскать в ванной комнате что-то похожее на дерево. Ручка вантуза из прозрачного пластика. Мыльница – из бело-голубого (дешевого, под мрамор). Он потянулся за расческой в аптечку, и в раковину посыпались пузырьки с лекарствами. Пластиковые.
Ванна – пластиковая.
Стульчак – пластиковый.
Корзина для белья – пластиковая.
Все вокруг – гребаный пластик!
Не обращая внимания на переполненный мочевой пузырь, он подтянул «боксеры» и побежал в спальню. Но когда вошел, дыхание вырвалось с тихим свистом из груди.
Тот стук прошлой ночью – Ленни Линкольн просто взбеленился. Простыни сорваны с кровати. Прикроватная лампа разбита ко всем чертям. Одежда сорвана с вешалок и выброшена из шкафа.
Раскрытый зонтик лежал на голом матрасе.
В центре всего этого находился сундук, над восстановлением которого Эрик так усердно трудился, перевернутый таким образом, что он, казалось, несет угрозу.
Или послание. Но что за послание, Эрик расшифровать не мог.