Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Мур cтр.№ 42

Примерно так все бы и произошло, если бы, увидев оленя, Уокер не опустил бы лук. «Слишком молодой», – прошептал он и поднял два пальца над головой, показывая, что это был тот же самый олень с Y-образными рогами, которого мы видели вчера. Почуяв наш запах, олень напрягся, и выдержав небольшую паузу, изменил направление и обошел нас по широкой дуге. Удобно устроившись на своем дереве, Уокер минут двадцать пристально наблюдал за передвижениями оленя до тех пор, пока тот окончательно не скрылся из вида.

По сравнению с охотничьими приемами коренных жителей Америки, тактика Уокера была относительно примитивной. Например, поухатаны в начале семнадцатого века умели весьма искусно маскироваться под самцов оленя. Джон Смит довольно подробно описал этот процесс: охотник набрасывал на себя шкуру и просовывал одну руку в прорезь, чтобы поддерживать оленью голову, при этом «рога, голова, глаза, уши и все прочие части тела выглядели и двигались настолько естественно, насколько это возможно, – писал Смит. – Таким образом, закутавшись в шкуру, он тихо подкрадывался к оленю, передвигаясь от одного дерева к другому», пока не оказывался на расстоянии меткого выстрела от него.

Крупные племена часто практиковали облавную охоту. По словам Смита, поухатаны иногда устраивали лесные пожары, чтобы загнать оленей в заранее подготовленную засаду – этот способ охоты хорошо известен многим другим народам. Развитие пушной торговли, в отличие от индивидуальной охоты, привело к массовому истреблению самых разных животных.

По мнению антрополога Григория А. Васелькова, олень был «наиважнейшим мясным ресурсом постплейстоценовых племен, проживавших в восточных лесах». Проще говоря, восточные племена охотились не из «спортивного интереса» – это понятие было им просто чуждо. Хотя рекреационная охота существовала во многих древних империях, спортом она стала примерно тысячу лет назад благодаря европейским королевским особам.

Оленина было самым важным мясным ресурсом и для европейской аристократии, но по другим причинам. Она была символом высокого социального статуса, мужественности и власти. Олени были настолько неотъемлемой частью охоты, что стали синонимом этого понятия. По словам историка Мэтта Картмилла, современный ирландский глагол ёadhachaim – охотиться, буквально означает «охотиться на оленей». Английское слово venison – оленина, первоначально означало «мясо, добытое охотой».

Охота должна была вносить разнообразие в монотонную придворную жизнь, однако по иронии судьбы, что, впрочем, неудивительно, вскоре вокруг нее сложилась довольно запутанная система правил. В елизаветинской Англии, по словам Картмилла, «публичная порка плоской стороной охотничьего ножа» была обычным наказанием за нарушение самых разных правил охотничьего этикета, например, за произнесение слова «еж» во время охоты на оленя. Британские королевские особы охотились верхом, в сопровождении загонщиков, лучников и рожечников. Во Франции особой популярностью пользовалась парфорсная охота, во время которой собаки и всадники обычно загоняли добычу до смерти. Некоторые короли, например Людовик XV, убивали животных в каких-то невообразимых количествах. Говорят, что за пятьдесят лет он загнал около десяти тысяч благородных оленей – достижение, которое Картмилл называет «возможно, уникальным в истории человечества».

Королевская охота создавала новые типы ландшафтов. В 1066 году Вильгельм Завоеватель вторгся в Англию и, захватив трон, начал радикально перераспределять земли, запустив процесс так называемого «облесения», в результате которого огромные участки земли были объявлены королевскими лесами. Местным жителям было разрешено продолжать жить на этих землях, однако охота, выпас скота и рубка леса были объявлены вне закона. Знаменитый Нью-Форест – древний лес на юге Англии, который в значительной степени сохранился в нетронутом виде, – появился благодаря Вильгельму. Одно время королевские леса занимали треть территории Англии.

Впрочем, эти меры объяснялись отнюдь не протоэкологическими настроениями. Скорее они защищали самую ценную добычу короля: благородных оленей, косулей и ланей. «Лесной закон» Вильгельма Завоевателя показал, что даже в те времена всем было понятно, – что только стабильная лесная экосистема может обеспечить процветание такой крупной дичи, как олень. Однако эта система выстраивалась только ради увеличения популяции оленей; хищники не получали никакой защиты. За головы волков была назначена королевская награда, и к 1200-м годам они были успешно изгнаны с территории южной Британии.

Новые правила оказались слишком обременительными для местных жителей. Вильгельм запретил носить луки и стрелы в королевских лесах. Кроме того, он приказал удалить три когтя с передних лап у всех крупных собак, живущих вблизи его лесов, чтобы они не могли преследовать оленей. Ужасная процедура под названием «узаконивание» проводилась с помощью молотка и зубила. Браконьеры за нарушение закона могли лишиться руки, глаза или жизни.

Оленей становилось все меньше, ареал их обитания постоянно сокращался, поэтому правила постоянно ужесточались, а дворяне создавали парки для защиты своих оленей. Естественно, простые люди были недовольны новыми ограничениями. В 1524 году три человека пробрались в один из таких парков, разрубили на куски двух молодых оленей, вырвали двух оленят из утроб их матерей и оставили туши на месте преступления. Очевидно, что это было сделано в порыве безумной ярости. В устном народном творчестве и литературе того времени превозносились деяния таких браконьеров, как Адам Белл, Джонни Кок и, конечно, Робин Гуд. Знаменитый разбойник из Шервудского леса (королевского заповедника площадью в сто тысяч акров) и его веселые люди олицетворяли собой одновременно бунт и идиллию. На обед они ели пирожки с олениной и сладким мясом. Они ловко уходили от преследователей, потому что прекрасно знали местность и передвигались по тайным тропинкам, словно призраки. За жизнь Робина Гуда была назначена награда, которая называлась «волчьей головой», потому что обычно ее выплачивали за убитого волка. Бедняки восторгались его борьбой против (помимо всего прочего) излишеств спортивной охоты, в то время как дворяне высмеивали и презирали всех, кто охотился ради выживания, а в наши дни был бы назван браконьером.

Британцы в конце концов принесли эти нравы в Новый Свет и потому осуждали коренных американцев за их «дикие» методы. Увидев популярную туземную технику охоты, называемую охотой из засады – это когда охотники находят сезонные пути миграции копытных, таких как карибу, а затем ждут появления своей добычи, – знаменитый британский охотник Фредерик Селус написал, что он почувствовал «полное отвращение ко всему этому делу. В первую очередь потому, что сидеть часами на одном месте, поджидая дичь, – это не охота, хотя при благоприятных условиях она может быть весьма результативной, и такой вид спорта не привлек бы меня ни при каких обстоятельствах».

На фундаменте этого снобизма, дополненного определенными этетическими представлениями и стремлением сохранить дикую природу, возник так называемый кодекс спортсмена, который осуждал убийство самок и молодых оленей, не поощрял охоту ради прибыли и запрещал круглогодичную охоту. В конце девятнадцатого века эти ценности были законодательно закреплены такими охотниками-консерваторами, как Теодор Рузвельт и Мэдисон Грант, сыгравшими важную роль в создании многих национальных парков и лесов. В то же время американские спортивные охотники противопоставляли свои увлечения королевским развлечениям европейцев и считали себя простыми любителями активного отдыха.