Улей - читать онлайн книгу. Автор: Грегг Олсен cтр.№ 23

— Неудивительно, когда на вас сразу столько всего навалилось.

— Да, вы правы. Мне было бы легче пережить уход жены, если б я послушался Карен. Она знала, что говорила. Сама через это прошла.

— Расскажите о ней. Кто она такая?

— Я с ней познакомился по объявлению, которое она повесила в «Ральфсе», в одном из гастрономов в Калифорнии. Оно гласило: «Если Марни Спеллман отняла у вас кого-то из близких, вступайте в мою группу поддержки». Нижний край объявления был разрезан на полоски с её номером телефона. Я оторвал одну полоску, сунул в бумажник. Придя домой, прилепил полоску на холодильник и несколько дней смотрел на неё. Собирался с духом, чтобы позвонить.

Мать Карен Рипкен, Аннет, бросила свою семью в Калифорнии и уехала на ферму Марни Спеллман в 1998 году, за год до Калисты Салливан. Аннет оставила своего второго мужа и двух дочерей — Карен, которая тогда была подростком, и двухлетнюю Сару.

Карен училась в выпускном классе средней школы и была непосредственной свидетельницей того, как мать на её глазах превращалась в фанатичную последовательницу Марни. Сначала, подобно Калисте Салливан, она скупала всю продукцию Марни, которую та рекламировала на телеканале «Магазин на диване», затем присоединилась к её «движению», по выражению матери Карен. Тридцать лет миновало с бурных 1960-х, ознаменованных чередой кровавых революций и беспорядков, а Марни, в восприятии её матери, все еще боролась за правое дело. Для неё и других женщин, попавших под влияние Марни Спеллман, эпоха революций по-прежнему продолжалась.

Северо-западное побережье страны для них было идеальным домом. По непонятной причине обитатели этого края упорнее, чем население других регионов, льнули к эстетике шестидесятых. Там многие по-прежнему с восходом солнца взбирались на скалы или уединялись в «потельнях» ^[12], чтобы войти в более тесный контакт с собственной душой. Магические кристаллы, пирамидки, связки сушеного шалфея были традиционным товаром на уличных базарах с атрибутикой хиппи, которые устраивались на каждом шагу. Все это создавало благодатную почву для процветания всякого рода групп, занятых духовными исканиями. Непосвященные такие сообщества презрительно называли сектами или культами, особенно если их лидеры обладали мало-мальской харизмой (или хотя бы имели бороды, кося под пророков).

Впрочем, Марни Спеллман харизмой похвастать не могла. Даже юная Карен это видела. Внешне она была типичная мещанка, обывательница. На взгляд Карен, Марни больше походила на лощеную белокурую домохозяйку из пригорода — или на актрису, исполняющую роль такой домохозяйки в телесериале, — но никак не на мессию. Карен она приводила в недоумение.

— Что в Марни такого уж особенного? — спросила она мать.

— А ты посмотри на неё. — Аннет протянула ей компакт-диск Марни. — Неужели не видишь?

Карен взяла компакт-диск. Портрет Марни буквально светился под прозрачным пластиком. Глаза цвета сапфира. Кожа безупречно гладкая. Сияющий ореол волос на голове — эффект, достигнутый с помощью задней подсветки и мастерства фотографа.

— Ну да, пожалуй, красивая женщина. — По крайней мере, по канонам красоты её матери.

— Красивая? И это всё, что ты видишь?

— А что ещё?

Аннет постучала пальцем по пластиковой коробочке компакт-диска.

— Посмотри, какие мудрые у неё глаза. Какая аура исходит от портрета. Карен, неужели не видишь?

Она не видела. Ни мудрости, ни ауры.

— Ну да, пожалуй, — согласилась Карен — из вежливости, чтобы не обидеть мать. Та тяжело пережила уход первого мужа, отца Карен, страдала от одиночества. Потом ей все же удалось снова выйти замуж, за вполне приличного человека, и родить ещё одну дочь, сестренку Карен… но в ней произошел надлом. У Карен сердце сжималось от жалости к матери.

— Она прекрасна. А теперь посмотри на меня, — сказала Аннет. — Что ты видишь?

Карен заскользила взглядом по лицу матери. У той были зелёные глаза и шелковистые каштановые волосы.

— Я вижу маму. И она столь же прекрасна. Столь же удивительна.

Та одарила дочь чуть грустной понимающей улыбкой.

— Давай будем говорить откровенно. Ты видишь маму. — Аннет положила диск на стопку с записями лекций Марни Спеллман. — Но это не я. Если честно, эту роль я уже отыграла.

— Как это «отыграла»? — ощетинилась Карен.

— Ты уже взрослая девочка, — сказала ей мать. — В следующем году начнешь учиться в университете. А я не намерена всю жизнь быть только матерью. Моё предназначение не только в этом. Я переезжаю на север.

— Куда? К той компании чудиков?

— Ты так говоришь только потому, что ещё молода. И видишь самые простые пути к счастливому будущему. Университетский диплом. Замужество. Дети. Внуки. Это — жизнь, распланированная обществом. Я ему свой долг отдала. Теперь сама буду решать, как мне жить. Мне выпал шанс, и я им воспользуюсь. Надеюсь, мой случай, обретение веры в себя, послужит примером для тебя и твоей сестры…

— О чем ты вообще говоришь? Подумай о том, что есть, прямо перед тобой. У тебя двухлетняя дочь! Как же она, мама?

— Я уже все устроила.

— Что? Как ты намерена поступить с Сарой?

— Она будет жить в семье. Не в детском доме. Господи, Карен, не надо всё драматизировать.

Карен заплакала. Аннет стояла с каменным лицом и невозмутимо смотрела на дочь. Слезы дочери её не трогали. Она была спокойна. Это у Карен внезапно земля ушла из-под ног.

— Мама, ты передергиваешь мои слова, — произнесла она после долгого молчания. — Я не это имела в виду. Конечно, ты не только мама. Ты больше, чем мама.

— Милая, — чуть смягчилась Аннет, — как ты можешь понять мою правду, если ты даже своей не понимаешь?

— Я понимаю, мама. Ты ведешь себя неблагоразумно.

В ту пору она ещё не знала, что для тех, кто попал в расширяющуюся зону влияния Марни, понятия «благоразумно» не существует.

Карен почувствовала, как её щеки вновь обожгли горячие слезы.

— Мама, я тебя не понимаю.

— Поймешь, когда доживешь до моих лет. Поверь мне. И если к тому времени ты не обретешь себя, значит, будешь маяться так же, как всю жизнь маялась я.

* * *

16 сентября 2019 г., понедельник

Линдси заметила, что Рид поглядывает на часы, висевшие на стене.

— Вы кого-то ждете? — поинтересовалась она.