— Да, — ответила она. — Чем мы можем вам помочь?
— Я — редактор университетской газеты «Западный фронт». Карл Фландерс. — Линдси вспомнила его фамилию. Это он брал интервью у Зоуи.
— Это я разместил информацию о сегодняшней панихиде. Поэтому пришло так много народу. Я хотел бы узнать, как продвигается следствие.
— Пока нам нечего сообщить, — сказал лейтенант.
— Как же так, — произнес Карл, поворачиваясь к Линдси. — Она же была нам не чужая, училась на факультете журналистики.
— Вы её знали? — спросила Линдси.
— Да. Все парни вздыхали по ней.
— Карл, а что ещё вы можете рассказать о Саре?
Парень немного растерялся от того, что не он берет интервью, а вопросы задают ему, но быстро освоился с новой ролью.
— Она была умная и симпатичная. Тусоваться не любила. Большую часть времени проводила за книгами, что-то писала. Вроде бы работала над каким-то большим материалом. Не для нашей газеты. Она была не очень общительная. Сама по себе.
Линдси протянула ему визитку.
— Позвоните мне позже, — сказала она. — Там будет видно.
* * *
Карл ушел довольный, хотя и немного обеспокоенный. Он восхищался Сарой, но знал, что его восхищение сменилось завистью. Зависть вызывали не её статьи, которые она время от времени писала для газеты. Не проект, над которым она тайно работала уже несколько месяцев. В любом случает, он понятия не имел, что это за материал. Нет, он завидовал тому, как к ней относились окружающие.
— Она — красотка. Ей бы на телевидении работать. Её ждет блестящая карьера, — сказал редактор спортивной рубрики, когда однажды несколько сотрудников газеты собрались в кафе выпить пива.
— А я бы трахнуть её не прочь, в любой момент, — заявил менеджер по рекламе, как всегда, стремясь быть в центре внимания.
Но и в тот вечер ему это не удалось. Все только насмешливо глазами повели.
Все, кроме Карла. Он сидел, сощурившись, будто его мучила головная боль.
Карлу надоело слушать болтовню поклонников Сары о том, какая она замечательная.
Ужасно надоело.
Глава 10
Пол Шарп устроился в дальнем конце липкой от пива стойки в баре «Ржавый гвоздь», расположенном в переулке возле Норт-Стейт-стрит. Долгий субботний вечер был на исходе, фактически наступило воскресенье, до закрытия этого беллингемского паба оставалось полчаса. В зале висел тяжелый запах пива, виски и пота, которым несло и от Пола.
Он и сам знал, что от него воняет, но ему было всё равно.
Обычно Пол производил впечатление бодрого подтянутого парня приятной наружности. Сейчас он сидел угрюмый, глаза у него закрывались, волосы спутались. Вся его жизнь перевернулась в одно мгновенье, а пьянство и недосыпание только усугубляли проблему. Он старался выпивать в разных барах: не хотел позорить доброе имя отца.
Это имя и так уже запятнали слухи о том, что он покончил с собой.
Пол всегда гордился отцом. С собой в бумажнике носил фотографию, на которой они были сняты вдвоем. На снимке Пол совсем еще малыш. В отцовской кепке, из-под которой его почти не видно. Впрочем, так было задумано, чтобы показать: маленький сын ровняется на отца. Пол искренне восхищался им, любил его больше всех на свете. В памяти пронеслись воспоминания о тех днях. Добрый, любящий, отец всегда был ему опорой. Пол почитал его как героя. Всегда думал, что именно таким должен быть образцовый отец и муж.
Кепка, в которую еще надо врасти.
Высокая планка.
И вот его не стало.
— Сожалею о гибели твоего отца, — сказала ему барменша.
— Спасибо. Я тоже.
Её звали Джози.
— Пол, этот бокал за счет заведения. Я вижу, как тебе тяжело. Налью тебе еще два бокала, а потом иди отоспись.
— Да, Джози. Спасибо.
Она была немного старше него. И симпатичная, причем в любое время работы бара, который нередко превращался в пропитанный отчаянием сказочный мир для пьяниц, где посетители начинали выглядеть чуть лучше только часа в два ночи.
Джози поставила перед ним первый бокал виски, безо льда.
Пол поднес его ко рту.
— Знаю, это слабое утешение, — сказала она, — но я тебя понимаю. Первый парень, с которым у нас были серьёзные отношения, бросился под поезд на станции Туквила. А я стояла, будто статуя, и смотрела, как он гибнет под колесами. Словно окаменела.
— Кошмар, — произнес Пол.
— Восемь лет прошло, а я каждый божий день думаю: как так вышло, что я ничего не предчувствовала?
— Понимаю, — ответил Пол. — Я даже не догадывался, что отец может покончить с собой. Ничто этого не предвещало.
Он допил виски.
— У всех людей есть тайны, Пол, — сказала Джози, глядя на него с усталой улыбкой на губах.
— Да, наверно, — согласился он и кивнул на пустой бокал, намекая, что готов выпить еще.
* * *
От выпивки кружилась голова, но он сам дошел до такси, вспоминая одну из последних встреч с отцом. Примерно за неделю до самоубийства Пол заехал к родителям, чтобы поесть и забрать выстиранное белье — мама, добрая душа, постаралась. Он сидел, смотрел телевизор, и тут со службы вернулся отец. Пол сразу почувствовал: у него что-то случилось. Алан Шарп, бывало, и раньше впадал в депрессию и тревожное состояние, но ненадолго. На этот раз все было серьёзнее. Глубже. Словно человек ушел под воду без спасательного троса.
— Пап, — окликнул Пол отца. — Что случилось?
— Да так, дело одно нехорошее. Ничего нового. Да еще журналист один достает. И меня это вгоняет в тоску, хоть я и понимаю, что расстраиваться незачем.
— Расскажи. Может, я чем помогу.
Глаза Алана вдруг наполнились слезами.
— Да я мало что знаю, Пол. В зоне отдыха для автомобилистов рядом с магистралью обнаружили мертвого младенца.
— Какой кошмар.
Алан присел на диван рядом с Полом.
— Да уж. Кошмарней не бывает. Грудную девочку сунули в мешок для мусора, словно вещь. Слава богу, не я это расследую. Но все равно тяжело.
— Да, папа. Какие-то больные люди.
Алан махнул рукой.
— Больные, либо им на всё плевать. Родили ребенка и даже не подумали пристроить её в приют, просто выбросили, как мусор. Буквально. Оставили умирать в туалетной кабинке.
— То есть девочка тогда еще была жива?
— По словам врача, да.
Домой вернулась Пэтти, ездившая куда-то по делам. Она положила сумочку, ключи и сразу почувствовала неладное. Отец и сын развалились на диване, словно приросли к его подушкам.