Кривой тоже вытягивал, как мог, свою самую длинную руку, но их пальцы все равно разделяло несколько сантиметров.
И тут на кончике пальца Коротыша появился новый отросток, тоненький, как рог улитки, и потянулся вверх. И вот, когда ему уже казалось, что сил больше нет, он почувствовал, как Кривой обхватил это нежное щупальце и рывком потянул к небу. Коротыш преодолел первые десятки метров, и остальные грибы подняли его на поверхность. Выбираясь из расселины, он чувствовал, как тысячи пальцев ласково гладят его маленькое тело.
На землю уже давно спустилась ночь, когда Кривой и остальные грибы вошли в кауну. Все тело Коротыша покрывали ссадины, царапины, трещины и шрамы, но он разбрызгивал вокруг себя споры счастья и, казалось, светился изнутри особым восторженным и немеркнущим светом: грибы спасли ему жизнь. Итог первого дня его жизни в отрыве от корней был таков: судьба отдала его во власть сумасшедшего пьяницы, который поджег ему веки и бросил в страшную яму. Но самое главное, важнее всего прочего, заключалось в другом: Кривой спас ему жизнь, а остальные грибы помогли.
Хик-Хик уже почти заснул и с трудом разлепил глаза, а потому не заметил, как изменился маленький гриб, какая радость светилась в его глазках, которые сейчас напоминали два золотых солнышка. Человек видел только то, что Коротыш входит в пещеру вместе с остальными. Пару раз пукнул под одеялами и проворчал:
– Куда ты, черт возьми, запропастился? – И прежде, чем укутаться поплотнее, добавил: – Завтра нас ждет исторический день: мир станет свидетелем первой главы всемирной революции. А сейчас не мешайте мне спать, чертовы мухоморы.
* * *
Власть. Теперь у Хик-Хика была цель. О да! Революция. Какую жизнь вел он до сих пор? Болтался туда-сюда между грязными трактирами и публичными домами, а в промежутках оказывался в полицейских участках, где его избивали. «Хи-хик! Хи-хик!» – издевательски верещал он под градом ударов. Бедняга влачил убогое существование: ему оставалось только прятаться или насмехаться над власть имущими. Но теперь в его услужении были четыре товарища. Когда Хик-Хик шагал по узенькой горной тропке в сопровождении могучих грибов, его обуяло чувство, которое ему не доводилось испытывать никогда раньше. Может быть, именно так чувствуют себя властители мира, неприступные, безнаказанные и надменные. Он даже разогнул спину, хотя обычно сутулился. Но чего-то ему не хватало.
Оружие. Ему нужно оружие. Он был уверен, что Власть, поставленная на службу Революции, должна найти свое выражение в зажатом в руке прикладе. Хик-Хик вспомнил о великолепном карлистском револьвере – шестизарядном лефоше, который он по глупости бросил в остале Касиана. Впрочем, это дело поправимое. Надо заглянуть туда и забрать оружие. Поэтому наш революционер в сопровождении четырех грибов направился к постоялому двору. Но на последнем повороте тропинки маленький отряд внезапно услышал музыку.
И тут Хик-Хик понял, что зима кончилась. С наступлением весны пурпуры возобновляли свои тайные вылазки и останавливались на ночлег в остале Касиана. До него отчетливо доносились хриплые голоса, а также звуки губных гармошек и колесных лир. Он замер в нерешительности с полуоткрытым ртом, разглядывая камушки на тропинке и переминаясь с ноги на ногу. И наконец решил, что присутствие пурпуров не только не было препятствием, но и открывало новые возможности.
– Товарищ Кривой, сейчас я войду в дом, а вы пока оставайтесь во дворе. Если этих людей не предупредить заранее, ваш вид может вызвать некоторое идеологическое недопонимание, – объяснил он. – Подождите здесь и не теряйте времени напрасно: начните братский диспут о сути анархического коммунизма.
Грибы не собирались вести разговор ни о Кропоткине, ни о Сен-Симоне, но послушались хозяина и остались на краю леса. Несмотря на это, Хик-Хик ощутил их тоску, как будто в воздухе разлилось особенное, неведомое людям нетерпение – ожидание исчезнувшего хозяина было для них невыносимо. Чудовища не могли долго без него обходиться. Надо было поспешить.
Осталь в самом деле был полон. Пурпуры пили винкауд, развешивали на веревке мокрые носки и растирали себе ступни, усевшись напротив огня. Первым делом Хик-Хик подумал о Майлис: он видел перед собой насильников, которые жестоко над ней надругались. Он, конечно, тоже не был образцом добродетели, но эти мерзавцы обидели Майлис! Жгучая ненависть вскипела в груди нашего героя, и все-таки он строго сказал себе: «Я служу Идеалу и не могу предать его из-за личных интересов и страстей». Несколько пурпуров играли на своих странных музыкальных инструментах – лирах, внутри которых вращалось колесо, мандолинах, обтянутых кожей, другие сопровождали мелодию звоном коровьих колокольчиков, издававших неожиданно грустные звуки. Трое пурпуров потряхивали колпаками, набитыми мелким гравием: тр-р-р, тр-р-р, тр-р-р. Отдаваясь беспредельной грусти, они пели о давно ушедшей жизни, о потерянном мире, по которому тосковали, не задумываясь о том, что – о, парадокс! – этого мира никогда не существовало на свете.
Хик-Хик направился к стойке, как раньше, когда разносил посетителям еду и вино, но сейчас у него была иная цель: он искал лефоше. Револьвер так и лежал на своем месте, на бочонке, прикрытый грязной тряпкой, а рядом стояли две картонные коробочки. Хик-Хик приоткрыл одну из них: внутри лежали патроны, уложенные в образцовом порядке: двадцать один маленький цилиндр. Он зарядил револьвер шестью патронами, поднял вверх и выстрелил в потолок. Бр-рум! Головы пурпуров испуганно втянулись в плечи.
– Слушайте все, я принес вам благую весть, – начал свою речь Хик-Хик. – Вам еще ничего не известно, но мы стоим на пороге революции.
Пурпуры переглянулись. Происходящее имело только одно объяснение: слуга спятил. Однако самый пожилой пурпур был человеком разумным и сразу смекнул, что человек с револьвером в руках опасен, а потому любезно попросил его рассказать о новости поподробнее. Просьба удивила Хик-Хика, который ожидал обычных пьяных криков как в поддержку своих слов, так и в опровержение. Вместо этого перед ним сидела мирная публика, ожидавшая речь.
Нет ничего хуже для человека, который не умеет говорить публично, чем оказаться перед публикой, готовой выслушать его слова. Наш оратор попытался кратко изложить свои убеждения, но быстро запутался. Он пустился разглагольствовать о том, что в Барселоне в честь технического прогресса некоторые товарищи называют своих детей Телескопом или Субмариной. От техники, которая освободит людей от необходимости работать, Хик-Хик перешел к религии: Иисус Христос, по его словам, был первым в истории революционером, палестинским пролетарием и, вне всякого сомнения, атеистом. Потом поведал пурпурам о других обитаемых планетах, о мирах, чьи жители тысячи лет прожили в условиях анархического коммунизма. Перешел к описанию иных способов существования, описанных медиумами, подобными Аллану Кардеку
[2].
– На самом деле, – рассуждал он, – было бы весьма логично, если бы мировая революция захватила различные сферы: духовную, плотскую и растительную, которым надлежит слиться в единый астрально-космический конгломерат. Если задуматься всерьез, то, возможно, авангардом революции могли стать элементы растительные. В конечном итоге политическую Власть невозможно реформировать, ее можно только разрушить. Понятно?