Я посмотрела на нее, заглянула ей прямо в глаза – и ощутила боль от ее боли. Блондинка, с вытянутым лицом, она больше походила на меня, чем на Гарри. Вообще-то, сходство со мной, наверное, добавило бы ей привлекательности, но по справедливости ей следовало пойти в Гарри.
– Хорошо, – сказала я. – Пока что оставлю тебя в покое.
Я встала и вышла. Дала ей время побыть одной.
Я упаковала вещи. Наняла грузчиков. Условилась обо всем с Селией и Робертом.
За два дня до нашего отъезда из Нью-Йорка я вошла в спальню дочери и сказала:
– В Алдисе ты будешь совершенно свободна в своих поступках. Сможешь сама выбрать себе комнату. Я позабочусь о том, чтобы ты смогла вернуться сюда и навестить кого-нибудь из своих друзей. Я сделаю все, что смогу, чтобы облегчить тебе жизнь. Но у меня есть два условия.
– Какие? – спросила она. Голос ее звучал безучастно, но она все же смотрела на меня и говорила со мной.
– Я хочу, чтобы по вечерам мы ужинали вместе.
– Мам…
– Я даю тебе полную свободу действий. Готова во всем тебе довериться. Но, повторяю, у меня есть два условия. Первое из них – совместный ужин по вечерам.
– Но…
– Это не обсуждается. Тебе и так до поступления в колледж осталось всего три года. Уж раз в день ты сможешь заставить себя поесть в моем обществе.
Она отвернулась.
– Ладно. А второе?
– Визиты к психологу. Хотя бы на первых порах. Тебе слишком многое довелось пережить. Всем нам. Тебе нужно начинать говорить хоть с кем-то.
Пытаясь склонить ее к этому несколькими месяцами ранее, я не проявила должной настойчивости и позволила ей отказать мне. Уступать теперь я не собиралась. Я стала сильнее и чувствовала, что могу быть лучшей матерью.
Вероятно, она поняла это по моему голосу, потому что протестовать не решилась. Только сказала:
– Ладно, как хочешь.
Я обняла ее, поцеловала в макушку и уже собиралась уйти, когда она притянула меня к себе и тоже обняла – крепко-крепко.
58
В глазах Эвелин уже какое-то время стоят слезы. Она поднимается и идет через комнату за бумажными салфетками.
Она очень эффектная женщина – и под этим я имею в виду, что она сама по себе представляет яркое зрелище. Но помимо этого она еще и глубоко человечна, и в этот момент я просто никак не могу сохранять объективность. Я не могу оставаться бесстрастной и не чувствовать ее боли.
– Наверное, это ужасно тяжело – то, что вы сейчас делаете, с какой искренностью рассказываете вашу историю. Хочу, чтобы вы знали: я восхищаюсь вами.
– Не говори так, ладно? Просто сделай мне одолжение и не говори ничего подобного. Я знаю, какая я на самом деле. А завтра узнаешь и ты.
– Вы постоянно это повторяете, но мы все не совершенны. Вы действительно считаете, что не заслуживаете снисхождения?
Она словно и не слышит. Смотрит в окно, на меня – ноль внимания.
– Эвелин. Неужели вы искренне полагаете…
Она резко оборачивается, и я умолкаю.
– Ты обещала не давить. Мы скоро со всем этим закончим, и у тебя отпадут все вопросы.
Я смотрю на нее недоверчиво.
– Обещаю, – говорит она. – Уж насчет этого ты можешь мне поверить.
Милый Роберт Джеймисон
«ТЕПЕРЬ ЭТО»
8 января 1990
ЭВЕЛИН ХЬЮГО ВЫХОДИТ ЗАМУЖ В СЕДЬМОЙ РАЗ
В минувшую субботу Эвелин Хьюго вышла замуж за финансиста Роберта Джеймисона. Если для Эвелин это уже седьмой брак, то для Роберта – первый.
Его имя, возможно, покажется вам знакомым: Эвелин – не единственный член голливудской элиты, с кем он связан родственными узами. Джеймисон – старший брат Селии Сент-Джеймс. Источники сообщают, что Эвелин и Роберт познакомились всего два месяца тому назад на одной из вечеринок в доме Селии, и с тех пор у них безоглядная любовь.
Церемония бракосочетания прошла в здании суда в Беверли-Хиллз. Эвелин была в шикарном женском ансамбле кремового цвета. Роберт, в костюме в полоску, имел весьма щеголеватый вид. Коннор Кэмерон, дочь Эвелин от недавно умершего Гарри Кэмерона, выступила подружкой невесты.
Вскоре после свадьбы все трое отправились в Испанию. Мы можем лишь предположить, что они намерены навестить Селию, недавно купившую там недвижимость на южном побережье.
59
На каменистых пляжах Алдиса Коннор вернулась к жизни. Не сразу, медленно, но неуклонно – так прорастают семена.
Ей нравилось играть с Селией в скребл. Как и обещала, по вечерам она ужинала со мной, порой даже спускаясь в кухню пораньше, чтобы помочь мне приготовить тортилью или «кальдо галлего» – галисийский суп – по рецепту моей матери.
Но больше всего ее тянуло к Роберту.
Высокий и широкоплечий, с мягким пивным животиком и серебристыми волосами, Роберт поначалу не мог понять, как следует себя вести в девочкой-тинейджером. Думаю, Коннор его пугала. Он не знал, что сказать, поэтому просто старался ее избегать, возможно, даже больше, чем следовало.
Зато Коннор тянулась к нему: попросила научить ее играть в покер, расспрашивала его о мире финансов, предлагала порыбачить.
Он так и не смог заменить Гарри – никто бы не смог, но ему хоть в какой-то степени удалось облегчить ее боль. Она спрашивала его мнения о парнях и нашла время, чтобы выбрать великолепный свитер в подарок на его день рождения.
Он покрасил для нее спальню, а в выходные готовил ее любимые жареные ребрышки.
И мало-помалу Коннор начала верить, что мир – вполне безопасное место, где можно открыть свою душу. Я знала, что раны от потери отца никогда не затянутся полностью, что на ее сердце появляются новые рубцы, но я видела, что она перестала гулять, начала получать «хорошо» и «отлично». А потом, когда она поступила в Стэнфорд, я посмотрела на нее и поняла, что моя дочь твердо стоит на земле и имеет голову на плечах.
Накануне дня отлета мы с Селией и Робертом вытащили ее поужинать в небольшой ресторан на воде. Там Роберт развернул специально купленный для нее подарок. Это оказался набор для покера.
– Обчисти там их всех, – сказал он, – как обчищала меня всеми этими флэшами.
– А потом ты поможешь мне их инвестировать, – ответила она с озорным блеском в глазах.
– Умница.
Роберт всегда утверждал, что женился на мне ради Селии, для которой готов на все. Но я думала, он поступил так еще и потому, что брак дал ему возможность обзавестись семьей. Он не смог бы жить ни с одной женщиной, хотя и производил на испанок не менее сильное впечатление, чем на американок. А вот быть частью той семьи, которая сложилась у нас, он мог и, думаю, прекрасно понимал это, когда давал свое согласие.