У нее была бледная, кремового оттенка кожа. Ее груди с розовыми сосками оказались полнее, чем мне представлялось. Плоский живот округлялся под самым пупком.
Мой взгляд скользнул ниже, и она чуть-чуть развела ноги.
Я поцеловала ее инстинктивно, положила руки ей на груди, касаясь так, как давно хотела.
Она застонала, и у меня застучало в ушах.
Она поцеловала меня в шею, потом стянула с меня рубашку и уставилась на мои груди.
– Роскошные. Они даже роскошнее, чем я представляла.
Я вспыхнула и закрыла ладонями лицо, смущенная и растерянная.
Она развела мои руки.
– Сама не знаю, что делаю, – прошептала я.
– Не беспокойся. Я знаю.
В ту ночь мы спали голые, обнявшись. Касаясь друг друга, мы больше не притворялись, что это случайно. И проснувшись утром, я смело и глубоко вдохнула запах ее волос.
В тех четырех стенах мы не стеснялись ничего.
«SUB ROSA»
30 декабря 1959
АДЛЕР И ХЬЮГО – KAPUT!
Дон Адлер – Самый Завидный Холостяк Голливуда?
Дон и Эвелин разводятся! После двух лет брака Дон подал на развод с Эвелин Хьюго.
Печально наблюдать, как двое любовников расходятся в разные стороны, но удивлены ли мы? Повсюду говорят, что звезда Дона поднимается все выше, а Эвелин завидует и злится.
К счастью для Дона, он возобновил контракт со студией «Сансет» – мы уже видим ее довольно улыбающегося босса Ари Салливана, – и в этом году выйдут три фильма с его участием. Уж Дон своего не упустит!
Между тем – хотя последний фильм с участием Эвелин «Маленькие женщины» оказался не только финансово успешным, но и получил высокие оценки со стороны критики, – «Сансет» лишил ее роли в следующей картине, «Отвязные джокеры», заменив на Руби Рейли.
Не наступил ли для Эвелин закат в «Сансете»?
22
– Как вам удавалось сохранять такую уверенность? Такую твердость? – спрашиваю я.
– Когда от меня ушел Дон? Или когда моя карьера полетела в трубу?
– В обоих случаях. Да, у вас была Селия, так что это немного меняет дело, но все-таки.
Эвелин слегка наклоняет голову.
– Меняет дело?
– Мм? – рассеянно промычала я, запутавшись в своих мыслях.
– Ты сказала, что у меня была Селия, так что это немного меняет дело, – поясняет Эвелин. – Меняет в отношении чего?
– Извините. Задумалась. – Наверно, я немного отвлеклась и пропустила момент, когда мои собственные проблемы просочились в разговор, которому полагалось быть односторонним.
Эвелин качает головой.
– Не надо извиняться. Просто скажи, меняет в отношении чего.
Смотрю на нее и понимаю, что открыла дверь, которую невозможно закрыть.
– Относительно моего собственного надвигающегося развода.
Эвелин улыбается, почти как Чеширский кот.
– А вот это уже интересно.
Меня задевает ее высокомерное отношение к моей слабости, моей уязвимости. Сама виновата, что затронула эту тему. Это я знаю. Но все же могла бы проявить чуть больше доброты. Я раскрылась. Обнажила рану.
– Вы подписали бумаги? – спрашивает Эвелин. – Может быть, с маленьким сердечком над i в имени? Я бы так и сделала.
– Наверное, я отношусь к разводу не так легко, как вы. – Получается довольно категорично. Может, смягчить? Нет, не стоит.
– Нет, конечно нет, – милостиво соглашается Эвелин. – Если бы ты это сделала, в твоем-то возрасте, то стала бы циником.
– А в вашем возрасте?
– С моим опытом? Реалистом.
– Это, само по себе, ужасно цинично, вы согласны? Развод – это потеря.
Эвелин качает головой.
– Разбитое сердце – вот потеря. Развод – клочок бумаги.
Опускаю глаза и вижу, что вот-вот прорву листок, чертя на нем куб.
– Если у тебя сейчас разбито сердце, то я глубоко сочувствую. Такого рода вещь может расколоть человека надвое. Но Дон, когда ушел, не оставил меня с разбитым сердцем. Я просто почувствовала, что мой брак не состоялся. Это очень разные вещи.
Я перестаю чертить куб, поднимаю голову, смотрю на нее и думаю, почему, чтобы понять это, мне потребовалась Эвелин.
Почему мысль о такого рода различии никогда не приходила в голову мне.
* * *
Вечером по дороге к метро проверяю телефон и вижу, что Фрэнки звонила еще раз.
Доезжаю до Бруклина и, уже идя по улице к дому, решаю ответить. Время около девяти, и я отправляю ей сообщение: «Только что вышла от Эвелин. Извини, что так поздно. Хочешь поговорить завтра?»
Ответ приходит, когда я уже открываю переднюю дверь: «Сегодня в самый раз. Позвони, как только сможешь».
Я закатываю глаза. Фрэнки не проведешь.
Прохожусь по квартире. Что же мне ей сказать? Насколько я вижу, вариантов два. Можно солгать, сказать, что все идет, как надо, что мы будем готовы к июньскому номеру и что я вывожу Эвелин на разговор о более конкретных вещах. А можно сказать правду и, не исключено, потерять работу.
У меня будет книга, публикация которой в будущем, по всей вероятности, принесет миллионы долларов. А за этим, весьма вероятно, могут последовать предложения от других знаменитостей. После чего я смогу, наконец, переключиться на свои темы, писать, о чем хочу, зная, что у меня это купит любой издатель.
Чего я не знаю, так это того, когда будет продана эта книга. Если моя истинная цель – утвердить себя, то на первый план выходят правдивость и надежность. Увольнение из «Виван» из-за того, что я украла у них главную тему, скажется на моей репутации не лучшим образом.
Прежде чем успеваю сделать выбор, в руке звонит телефон.
Фрэнки Троп.
– Да?
– Моник. – Тон одновременно внимательный и раздраженный. – Что там с Эвелин? Расскажи мне все.
Я еще не придумала, как нам троим – Фрэнки, Эвелин и мне – выйти из этой ситуации, получив то, что хочет каждая. И тут до меня вдруг доходит, что контролировать я могу только то, что получу.
А почему бы и нет?
На самом деле.
Почему в моих планах на первом месте не должна стоять я?
– Привет, Фрэнки, извини, была занята.
– Все в порядке, – успокаивает меня Фрэнки. – Лишь бы ты добыла хороший материал.
– Материал есть, но, к сожалению, Эвелин больше не хочет делиться им с «Виван».